Я вышел из его кабинета и пошел домой. Я повалился на кровать и расплакался. Я подумал, не стоит ли мне вернуться в семью, попросить прощения у отца, нацепить фартук и спуститься вместе с ним в бар. Не вдаваясь ни в какие объяснения, будто ничего и не случилось.

Я боялся, что не сумею выдержать испытания, я страшился провала. Во мне поселились червячки сомнения, страха, депрессии, которые придавливали меня к земле и не позволяли приподнять голову. Меня не покидало ожидание неудачи. К тому же я уже давно чувствовал себя совершенно одиноким. Одиноким, немощным и запуганным.

Я встал с кровати и пошел в ванную. Ополоснул лицо холодной водой. Глаза у меня были красные, тело ныло, я чувствовал себя вконец разбитым. Внутри и снаружи. Я не отрываясь, молча, около получаса смотрел на себя в зеркало. Я хотел стереть со своего лица все знакомые мне личины, сорвать с него все маски, которые я когда-либо носил на нем. Освободиться от имени, возраста, профессии, происхождения, национальности. Я хотел сбросить с него все, а потом посмотреть, что же пряталось за ними. Но у меня ничего не получилось. Я по-прежнему видел только себя, свое привычное отражение. Я видел себя таким, каким я стал. В своем отражение я пытался прочитать прожитую мной жизнь и заметил, что вижу много того, что мне совсем не нравилось. Я был похож на танцовщицу балета, которая часами стоит у станка перед зеркалом и видит только недостатки, от которых ей надо избавляться. Возможно, это и было моей главной проблемой. Моим главным тормозом. Я не только не знал, кем я был, но то малое, что мне было известно о себе, мне совсем не нравилось.

Клаудио был прав: подражание чужим работам вело меня в никуда. Но я никогда не видел в себе особых талантов, поэтому меня все время мучило искушение подражать чужим работам.

Мое положение в офисе становилось неопределенным, но я все же решил не сдаваться. Вскоре, к счастью, дела у меня пошли на лад. Одна моя небольшая рекламная кампания получила одобрение. Сама по себе это была пустяшная работа, но для меня она имела особое значение. Она стала моей единственной рекламой, сделанной совместно с Маурицио, потому что потом мне предложили работать с Николой, и с тех пор мы с ним больше не расстаемся.

С Николой все пошло по-другому. Работа у нас с ним просто кипела. Мы сумели получить очень солидные заказы на рекламу автомобиля, избирательной кампании, продукции фармацевтической фирмы. За один только месяц я зарабатывал больше, чем за целый год работы в баре. Мне казалось, что все это происходит во сне, а не наяву.

Работа у меня спорилась. Однажды на одном из совещаний шеф при всех осыпал меня комплиментами. Он хвалил меня за упорство, старание и расторопность в работе.

– Не то что некоторые из вас, никак не можете раскачаться и губите свой талант…

Последние слова служили намеком для Тони, теперь уже бывшего вундеркинда,который с того дня стал как-то странно вести себя со мной. После похвалы в мой адрес и намека на его бездеятельность его заклинило на мысли, что теперь я превратился в его врага, соперника – одним словом, в антагониста. На него всегда смотрели как на любимца шефа, подающего большие надежды, а сейчас он стал сдавать свои позиции. Он почувствовал во мне угрозу и начал вызывающе вести себя со мной, старательно подчеркивал свое превосходство. В этом, кстати, не было никакой нужды, потому что я всегда признавал его первенство. Он затеял со мной соперничество, желая уничтожить меня. Всеми возможными способами он искал стычки со мной, даже по самому ничтожному поводу. Даже в домашней обстановке отношения между нами быстро накалились. Мы жили в одной квартире, и у нас был общий холодильник, но он редко ходил за продуктами и часто брал то, что покупал я. По утрам, например, я привык есть на завтрак йогурт, но иногда, когда я открывал холодильник, его там уже не было.

– Мог бы и предупредить, что съел йогурт, я бы тогда купил еще одну упаковку.

Я, конечно, понимаю, что мои слова звучали довольно некрасиво, но меня уже достала эта раз за разом повторяющаяся история.

На мое ворчание Тони ответил:

– Не затевай склоки из-за одной баночки йогурта. Я тебе завтра куплю целую упаковку. – Он давал мне понять, что я слизняк, который начинает скандалить из-за баночки йогурта.

Я вовсе не собирался с ним ссориться, мне просто надоело открывать по утрам холодильник и не видеть там то, что я собирался съесть на завтрак. К слову, целой упаковки он так ни разу и не купил…

В любом случае, больше всего меня раздражало то, что он до такой степени уверовал в свое превосходство надо мной, что обращался со мной так, словно мне несказанно повезло, что я живу с ним в одной квартире. Если я смотрел телевизор, он просил меня перейти на другой канал, потому что по нему шла более интересная передача. Вначале я ничего не говорил из уважения к нему, но потом, со временем, его поведение стало меня донимать. Помимо всего прочего телевизор был мой, я его купил на свои деньги, у него же не было телевизора, потому что он всегда говорил, что «не смотрит ящик». А потом конечно же смотрел.

Когда в доме перегорала лампочка или заедало жалюзи, он просил меня починить их. «Сделай ты, ты все можешь, а я руками ничего не умею делать». И я ему потакал, мне это было приятно, но прежде всего мне было приятно, что я умею это делать. Я не понимал, что он обращался ко мне с такими просьбами с чувством превосходства, словно говоря: «Я художник, мне такими вещами недосуг заниматься…» Если бы я это почувствовал, я бы показал ему, как я умею мыть пол, протирать газетой оконные стекла, вытирать слишком узкие стаканы, в которые с трудом проходит рука, как до блеска отмыть стальную раковину и краны или отдраить унитаз, если кто-то забыл воспользоваться щеткой. Я мог показать ему еще много других вещей. Но он в двадцать лет получил престижную премию, он был гений, талантище, подавал большие надежды… и такое занятие считал ниже собственного достоинства. Я действительно думаю, что мне в те годы очень повезло жить рядом с более одаренным, чем я, человеком. Я и сейчас стараюсь водить компанию с людьми, которые опытнее меня. Рядом со мной должен находиться человек, который побуждает меня стремиться к более высоким целям, поэтому я терпеть не могу людей, окружающих себя прихвостнями и подпевалами.

Когда я добился хороших результатов в работе и осознал, что я прекрасно могу обходиться без заимствований и при этом оставаться самим собой, парнем из провинции, я постепенно приобрел уверенность в своих силах и перестал идти на компромиссы. Однако Тони увидел в моем поведении проявление открытого неуважения к собственной персоне и наглядное доказательство того, что успех вскружил мне голову; он решил, что я стал задаваться.

Тони начал говорить о моих работах и моих успехах так, словно они всего лишь результат удачного стечения обстоятельств. «Тебе повезло, тебе поручили провести эту рекламную кампанию. Тебе подфартило, что шеф ничего не заметил. Тебе повезло, что это случилось именно в тот самый момент». Я не понимал, почему он так со мной разговаривает: сам я всегда радовался за него, когда он добивался успешных результатов.