частицей святого Креста, склонили головы еще ниже, а петь начали еще громче. Так они пытались заглушить свой страх. Они встали еще до рассвета, как только до них донесся слух, будто то бы безбожная Хродехильда повелела схватить мать-настоятельницу. Сама Левбовера пряталась под покровом алтаря, где тряслась от ужаса.

- Да где она? Королева с нас головы снимет! – услышали монахини у себя за спинами.

- Темно, черт! – выругался кто-то. – Три свечи на весь храм, не видно же ничего. О, а их тут много! Эй, кто тут из вас Левбовера?

Ответом ему было молчание. Сестра опустили головы еще ниже, шепча молитвы трясущимися губами.

- Как же ее тут найти? – растерянно сказал один из налетчиков. – Приск, они не признаются!

- А ты наощупь поищи! – послышался глумливый голос.

- Как это? - раздались заинтересованные голоса.

- А вот как! – раздался треск разрываемой ткани и визг одной из сестер. – Ох, хороши сиськи! Но не та! Та старая, а эта молодая!

Бандиты с хохотом стали гоняться по церкви за обезумевшими от страха монашками и рвать на них одежду. Девушки жалобно кричали, но ничего не могли поделать. Даже в церкви они не нашли защиты.

- О, кажись, поймал! – сказал один из налетчиков. – Дряблая, как моя старуха. Тащи ее!

Сопротивляющуюся монахиню схватили и потащили на выход, и лишь шагов через сто, когда на ее лицо упали лучи проснувшегося солнца, старший поднял руку.

- Стоять! Это не она! Я ее знаю. Это Юстина, племянница епископа Григория.

Бандиты недовольно зашумели. Они тащили рыдающую монахиню в разорванной одежде на руках, а она была в теле. Ее бросили на землю и велели убираться прочь.

- Пошли назад, - сказал крепкий черноволосый мужик, по виду и говору – из Прованса. Это и был Приск.

При свете солнца аббатису нашли быстро. Священный покров не спас ее. Уже через четверть часа она сидела в тесной келье под замком, охраняемая стражей, недалеко от покоев Базины. А сброд, что собрали мятежные принцессы, стал толпиться во дворе монастыря. Ведь власти в нем больше не было.

- А чего мы стоим, парни? – вдруг заорал Приск. - Сегодня наша воля! Бери, что глаза видят!

Толпа разбойников, охранявших Хродехильду, кинулась в монастырь, вынося топорами крепкие двери. Туда же бросилась чуть ли не вся городская голытьба, которая хватала все, что не было прибито гвоздями. Первым делом погромщики бросились к подвалам с вином, и на монастырский двор стали выкатывать бочки, около которых сразу завязалось несколько драк. Всем хотелось выпить. Кто-то пил вино кубком, украденным в трапезной, кто-то черпал его ладонью. Юркий оборванец залез в бочку своим колпаком, полным вшей и теперь жадно пил, не обращая внимания на кроваво-красные ручьи, что стекали по его груди. Из кладовых тащили мешки с зерном, окорока, сыры и прочую снедь. Несли одежду из разбитых сундуков и церковную утварь. Все, что десятилетиями собирала святая Радегунда, было разворовано за полдня. Все труды ее пошли прахом. Ведь даже железные петли с дверей были сняты, засовы и решетки выломаны и унесены. Железо имело немалую ценность в то время. Удивительно, но монастырь не стали жечь. Видимо, вина было выпито слишком мало.

Это стало последней каплей. Не прошло и недели, как Приск прибежал в покои Хродехильды.

- Королева, в город входят воины графа! Уходить надо!

- Веди всех в монастырскую часовню. Оружие возьмите!

Не прошло и часа, как воины графа Маккона окружили базилику, где хранилась частица Святого Креста. Воинство Хродехильды стояло у выхода, сжав в руках дубинки и топоры.Воинов графа было куда больше, и они враждебно зыркали друг на друга. Стычки, что завязались было вначале, закончились быстро, и трупы зарубленных оборванцев валялись на пыльной земле.

- Остановите это кровопролитие! – сама Хродехильда вышла из часовни, держа в руках распятие. – Я королева, не делайте того, о чем потом пожалеете. Моя месть настигнет вас!

- Девку не трогать, остальных – взять! – скомандовал граф.

Оборванцев стали вязать и сгонять в кучу. Тех, кто сопротивлялся, зарубили на месте.

- Всем остричь волосы, по сто ударов бичом каждому! Кто дерзко смотрит – глаз долой, кто рукой шевельнет – руку долой! Не жалеть бунтовщиков!

- Ты пожалеешь об этом! – прошипела Хродехильда. Ее сестры Базины рядом не было, она уже вовсю мирилась с матерью-настоятельницей.

- Ты пойдешь с нами, - не обращая внимания на ее тон, ответил граф. – Короли ждут тебя на суд!

***

Неделю спустя.

- Да, натворили вы дел, племянницы, - король Гунтрамн задумчиво барабанил пальцами по подлокотнику своего кресла и смотрел на огонь. – Что же мне теперь делать-то с вами?

Сестры угрюмо молчали. Епископский суд, что прошел только что, отверг все обвинения в адрес аббатисы Левбоверы. Ее любовник признался, что он евнух и привел врача, который оскопил его в детстве. Игра в кости оказалась невинным развлечением, дозволенным еще самой Радегундой. Скудное питание объяснили тем, что год был неурожайный. Золото, украденное для изготовления украшений племянницы, было подарено графом Макконом, в чем тот и поклялся. И так по каждому пункту. Суд стал фарсом, и это было понятно абсолютно всем, и самодовольным епископам в первую очередь. Даже Григорий, кичившийся своей неподкупностью, не замечал очевидного. Сестер отлучили от церкви. Они теперь были никто, ничтожней, чем рабыни с монастырских вилл.

- Вы, дурехи, представляете, что сейчас в королевстве происходит? – задал вопрос Гунтрамн. – Да кого я спрашиваю? – вздохнул он. – Чтобы вы поняли, почему не до вас было, и почему вас покарать нужно.

Сестры превратились в статуи. Они внимали своему дяде. Тот вздохнул и начал.

- В церкви брожение. Умер епископ Парижа, а на его место за взятки выбрали сирийского купца! Купца! – король в ярости швырнул на пол кубок. – Купец стал одним из митрополитов Галлии! Да он даже молитв не знает! Думаете, это все? В Арле какой-то мужлан себя Христом объявил и начал толпы людей вокруг себя собирать.

- Как так Христом? – раскрыла рот Базина. – Да кто же ему поверит?