Губы отца Джироламо дрогнули и вытянули в нитку.

— По существу? Только Господу известно существо всего сущего. Я — не судья.

— Значит, синьоры понапрасну вынудили вас, отче, проделать длинный путь из Флоренции, — голос аббатисы звучал спокойно и ровно, как обычно. — Кузина Франческа скончалась естественным образом. Если игла протыкает живого человека, кровь изливается глубоко под кожей, но несколько капель неприметно выходит наружу. Но ее сорочка и постель остались чистыми.

— Да, готов согласиться, — доктор Паскуале покончил с осмотром и привычно обтер руки тряпицей, пропитанной уксусом, как всегда поступал во время моровых поветрий. — Haematoma, иначе говоря, излитие крови под кожу — не наблюдается. Нанести живому и здоровому человеку укол с такой точностью непросто. Как мне кажется, он был недостаточно глубок, чтобы убить.

— Что же стало причиной смерти?

— Сложно сказать.

— Сложно, но возможно? Поймите, доктор! — синьор Таталья решительно двинулся к эскулапу. — Синьора де Розелли была весьма богата, недавно она потеряла сына при неоднозначном происшествии. Теперь все ее состояние перейдет к синьоре Франкони.

— Нет синьоры, это не так. Обеты бедности не позволяют мне иметь собственность или средства.

Деньги кузины пойдут на благие дела, согласно ее последней воле. Синьору Таталье прекрасно известно содержание духовной сестры.

Правовед вытащил из толстой папки с блестящим замочком несколько страниц дорогой, отменной выделки, бумаги и подбежал с ними к святому отцу:

— Вот, смотрите! Мы с Франческой собирались пожениться, я уже подготовил брачный договор!

— На нем есть подпись кузины?

— Говорю же, мы собирались…

— Простите. Синьоры, вам нет нужды задерживаться в этом доме.

— Погодите! Ваша святость, молю, пусть эта дама ответит — как ей удалось опередить меня? Я примчался, едва прислуга синьоры известила меня о несчастье, но аббатиса Мария опередила меня и уже была здесь, хотя путь от картезии, где она проживает, до Флоренции занимает более полусуток, даже в хорошую погоду!

— Не вижу причин отвечать. У меня много хлопот, синьоры, простимся.

— Действительно, — отец Джироламо пристально посмотрел на женщину. — Приближается время молитвы, вы планируете исполнять здесь обязанности дьяконессы1, как позволяет ваш орденской устав, матушка Мария?

— Нет, я не служу в поездках.

— Значит, ваше служебное облачение осталось в монастыре?

— Безусловно.

— В полной сохранности?

— Да, разумеется.

Святой отец подал знак сержанту городской стражи.

— Арестуйте синьору, известную как Лавиния-Флора де Франкони.

— Что? — тонко вычерченные рукой синьоры Природы брови аббатисы Марии взлетели вверх подобно птичьим крыльям. Ее лицо преисполнилось угрозы. — У вас нет права арестовать меня, синьор Савонарола! Вас подозревают в лжепророчестве, никакой иерарх не поддержит…

— Повторяю, сержант! Задержите эту даму. Не церковь, а Синьория выдвигает ей обвинение в двойном убийстве. Доставьте эту синьору в тюрьму! — он извлек из рукава и развернул парчовую ленту, сверкающую от золотого шитья. — Этот орарь был дважды использован как удавка. Он принадлежит аббатисе женской картезии Марии, что готовы засвидетельствовать три надежных свидетеля, лицезревшие аббатису Марию в этом богослужебном одеянии, включая моего помощника фра Сильвестро.

Монах, деливший с фра Пьетро облучок двуколки, старательно кивнул, подтверждая справедливость слов святого отца.

— Да, истинно сказано.

— Какие у этой синьоры могли быть причины удавить парнишек, будь они неладны? — шепотом спросил Микеланджело у сержанта, однако его слова достигли чуткого слуха проповедника. Отец Джироламо чуть склонил голову и ответствовал так, чтобы не слышал никто, кроме них двоих:

— Поверьте, Микеле, когда дело дойдет до суда над тобой, будут соблюдены все формальности. Уверяю, что дьяволица Гордыня рано или поздно приведет тебя на скамью в судебном зале, как привела эту даму. Синьора возомнила себя лекарем лучшем, чем сам Господь. Она получила несколько уроков у чародея Бальтасара и попыталась самостоятельно излечить буйнопомешанного, но когда он сбежал и начал убивать, синьора поняла свою ошибку, было слишком поздно. Чтобы остановить безумца, ей пришлось покончить с ним. Аббатиса Мария, сколь я о ней наслышан, крепкая физически и очень неглупая дама, ей по плечу подобные вещи. Видишь, как все просто? Статуя здесь не причем. Не красота или искусство, а грехи правят миром — гордыня, похоть, алчность. Сам того не зная, ты много помог мне разобраться в этом происшествии, Микеле. Теперь берись за перо, напишите к подеста, пусть назначат день судебного слушания. Единственный и истинный государь Флоренции — Иисус Сладчайший, но правит в ней только закон!

Оглушенные неожиданным происшествием насельники и гости виллы де Розелли высыпали во двор, чтобы посмотреть, как понукаемая стражей аббатиса Мария поднимается в возок, запряженный парой лошадей. Ее спина оставалась безупречно прямой, а лицо безучастным, хотя ливень насквозь промочил ее платье за считаные минуты. Синьора Косма безуспешно предлагала «матушке» свой теплый плащ и заливались слезами из-за отказа. Медики препирались об истинных причинах смерти синьоры Франчески де Розелли и наперебой выспрашивали у святого отца разрешения опросить прислугу насчет ее рациона и самочувствия в день смерти, а синьор Таталья требовал незамедлительно наложить запрет на все движимое и недвижимое имущество семейства де Розелли.

Микеланджело неприметно выскользнул со двора в дом, поднялся в рабочую комнату покойного Филиппе, вынул из бюро чернильницу, листок бумаги, быстро покончил с письмом к городскому подеста, затем, покусывая кончик пера, написал еще одну записку, которую запечатал собственной печатью. Оба послания он вручил фра Пьетро с просьбой без промедления доставить адресатам.

Присоединившись к прочей публике, убедился, что белый мулл увез святого отца достаточно далеко, пригибаясь и таясь за живой изгородью, вернулся обратно в соседний особняк, оглянулся и тихо, как вор, исчез за дверями кухни.

Судьба изваяния мало заботит святого отца, значит, ему придется устраивать будущее языческого божка самому, решил скульптор. Даже в большом доме найдется немного мест, где можно спрятать громоздкий и тяжелый предмет вроде мраморной статуи. Он с большим тщанием прочесал весь особняк мессира от крошечного пыльного чердака до винного погреба, но не обнаружил ни малейших следов статуи.

Некто снова опередил его.

Человек без лица и имени. Демон во тьме.

Весьма разочарованный, Микеланджело нацедил из винной бочки полный кувшин, не зажигая огня расположился на кухне и стал размышлять. Кто-то из них двоих допустил ошибку. Остается выяснить кто — он либо отец Джироламо?