– Он и Питер сбежали и вернулись в город, – отвечает Калеб.

Я вовсе не чувствую облегчения от того, что жив Питер.

– И где он сейчас?

– Там, где можно было ожидать.

– У эрудитов, – констатирую я, качая головой. – Что за…

Мне в голову не приходит ругательства, достаточного, чтобы охарактеризовать его. Видимо, пора расширять словарный запас.

Калеб вздрагивает, но затем кивает и касается моего плеча.

– Ты не голодна? Принести чего-нибудь?

– Да, будь добр, – я растрогана. – Я сейчас отойду ненадолго, хорошо? Мне надо поговорить с Тобиасом.

– О’кей, – Калеб уходит, сжав мне напоследок руку. Он направляется к стойкам кафетерия, тянущимся, кажется, на сотни метров. Мы с Тобиасом стоим в паре метров друг от друга и молчим.

Он медленно подходит.

– Ты в порядке? – спрашивает он.

– Меня стошнит, если я еще раз так скажу, – отвечаю я. – Пулю в голову не получила, значит, отлично.

– У тебя так отекла челюсть, как будто у тебя ком еды за щекой. Ты едва не зарезала Эрика, – хмурится он. – И мне нельзя спросить, все ли у тебя в порядке?

Я вздыхаю. Придется сказать ему насчет Маркуса. Но я не хочу делать это здесь, среди толпы.

– Ага, в порядке.

Его рука дергается, будто он хочет прикоснуться ко мне, но не решается. А потом передумывает и, обняв меня, притягивает к себе.

Внезапно мне кажется, что так хорошо было бы, если бы рисковали собой другие. Чтобы я могла вести себя эгоистично, быть рядом с Тобиасом и не тревожить его. Очень хочется застыть так и забыть обо всем.

– Прости, что не сразу пришел на помощь, – шепчет он, уткнувшись в мои волосы.

Я вздыхаю и провожу пальцами по его спине. Я могу стоять рядом с ним, пока не упаду без сознания от усталости. Хотя нет, не могу.

– Мне надо с тобой поговорить, – я отстраняюсь от Тобиаса. – Где-нибудь в другом месте.

Он кивает. Мы покидаем кафетерий. Когда проходим мимо одного из лихачей, тот вопит вслед:

– Глядите-ка, Тобиас Итон!

Я уже почти забыла о допросе – о том, что его имя теперь известно всем лихачам.

– Я тут твоего папочку видел, Итон! Прятаться будешь, а? – кричит другой.

Тобиас деревенеет, будто на него наставили пистолет, а не крикнули нечто обидное.

– Ага, прятаться будешь, ты, трус?

Пара человек смеется. Я хватаю Тобиаса за руку и тащу к лифту, прежде чем он что-нибудь натворит. Сейчас он легко набьет кому-нибудь морду. Или сделает еще что похуже.

– Я собиралась сказать тебе. Он пришел вместе с Калебом, – объясняю я. – Он и Питер сбежали тогда из Товарищества…

– Чего же ты ждала? – спрашивает он. Не грубо, но как-то странно, словно не своим голосом.

– Это не та новость, которую выкладывают в кафетерии.

– Откровенно.

Мы молча ждем лифта. Тобиас, прикусив губу, смотрит вперед. Точно так же он ведет себя, пока мы поднимаемся на восемнадцатый этаж. Там пусто. Тишина охватывает меня, мягко, как объятия Калеба. Успокаивает. Я сажусь на одну из скамеек на периферии зала. Тобиас берет стул, на котором во время допроса сидел Найлз, и ставит его напротив меня.

– Вроде здесь два было? – хмурится он.

– Ага, – отвечаю я. – Я, это… он из окна выпал.

– Странно, – Тобиас удивлен. – Так, что ты хотела рассказать? Или только о Маркусе?

– Нет, не только. Ты… ты в порядке? – осторожно спрашиваю я.

– У меня ведь нет пули в башке, да? – отвечает он, глядя на свои руки. – Значит, в порядке. Я бы предпочел сменить тему.

– Я хочу поговорить о симуляциях, – говорю я. – Но сначала о другом. Твоя мать считала, что Джанин нанесет следующий удар по бесфракционникам. Очевидно, она ошиблась. И я не знаю почему. Не похоже, что правдолюбы собираются воевать с эрудитами или…

– Ну, подумай сама, – строго произносит он. – Обдумай детально, как эрудиты.

Я недовольно смотрю на него.

– Что? – спрашивает он. – Если это не получится у тебя, то у остальных вообще нет шансов.

– Хорошо. Ну… потому, что лихачи и правдолюбы – следующие мишени, наиболее логичные. И… бесфракционники живут в разных местах, а мы собраны в одном.

– Правильно, – соглашается он. – Кстати, когда Джанин напала на альтруистов, она получила всю хранившуюся у них информацию. Мать сказала, что альтруисты собрали информацию о дивергентах среди бесфракционников. Следовательно, после нападения Джанин узнала, что среди бесфракционников самый высокий процент дивергентов. Уж точно выше, чем среди правдолюбов. Следовательно, атака на них будет менее успешна.

– Правильно. А теперь расскажи мне снова о сыворотке, – говорю я. – В ней мало компонентов, так?

– Два, – кивает он. – Собственно сыворотка, вызывающая симуляцию, и приемопередатчик. Приемопередатчик получает информацию от компьютера и передает в мозг, получает информацию от мозга и передает в компьютер. Жидкость меняет состояние сознания.

– Приемопередатчик рассчитан на одну симуляцию? Что происходит с ним потом?

– Рассасывается, – отвечает он. – Насколько мне известно, эрудитам не удалось создать приемопередатчик, который работал бы дольше. Хотя симуляция, когда напали на альтруистов, длилась намного дольше, чем все, мне известные.

У меня в голове заседают его слова «насколько мне известно». Джанин большую часть своей жизни провела, экпериментируя с сыворотками. Если она продолжает охотиться на дивергентов, то наверняка упорно продолжает разрабатывать все новые версии.

– К чему ты клонишь, Трис? – спрашивает он.

– Ты же это уже видел? – я показываю на повязку на плече.

– Не особо, – отвечает он. – Я и Юрайя целое утро таскали на четвертый этаж раненых эрудитов и предателей.

Я сдвигаю повязку и демонстрирую прокол в коже. Кровь уже не идет, а вот синие линии никуда не делись. Потом сую руку в карман и достаю иглу, которую вытащила из себя.

– Напав, они не пытались нас убить. Они стреляли в нас этим.

Он касается моей кожи, окрашенной в синий цвет. Я раньше не замечала, но он, оказывается, изменился со времени, когда я проходила инициацию. Слегка отпустил бородку, волосы тоже отросли, достаточно, чтобы разглядеть их каштановый оттенок.

Берет у меня из руки диск с иглой. Стучит по пластине.

– Судя по всему, пустой. Значит, внутри была эта синяя штука, которая теперь в твоей руке. Что случилось после того попадания?

– Они кинули какие-то цилиндры, из которых шел газ, и все потеряли сознание. Кроме меня, Юрайи и еще одного дивергента.