Она выглядела отлично: здоровая, стойкая женщина, не принимавшая до этого лекарств, растящая четырех маленьких детей, занимающаяся велоспортом. С физической и медицинской точки зрения она была превосходным кандидатом для операции. После шести циклов химиотерамии снимки показали, что из пяти метастазов в правой доле печени два исчезло, а оставшиеся три, вместе с новообразованием левой доли печени, существенно уменьшились в размерах. Как обычно, были обсуждены все подробности, риски, альтернативы и потенциальные проблемы, связанные с предстоящей операцией. В конце пациентка спросила: «Я знаю, что мой рак может вернуться, но насколько часто это происходит? Это было бы нечестно». О-па, снова разговор о справедливости. Мы поговорили обо всех возможностях рецидива, и мое мнение было таковым: химиотерапия сработала крайне хорошо, но мы не можем предсказать будущее. Однако настрой пациентки остался оптимистичным: «Я прошла все сканирования – КТ, МРТ, ПЭТ – и опухоли были обнаружены только в печени. Думаю, все будет в порядке». Я все же счел нужным упомянуть, что рак может вернуться, несмотря на все наши усилия.

Операция – расширенная правая гепатэктомия – прошла без осложнений. Все опухоли, за исключением одного небольшого очага у края левой доли, были удалены вместе с правой долей. Вышеупомянутый очаг я устранил с помощью клиновидной резекции. Интраоперационное УЗИ не выявило никаких дополнительных новообразований в левой доле печени. Все края резекции оказались отрицательными. Пациентка и ее семья были счастливы; шутка ли, успешная операция. Находясь в госпитале, больная ощущала сильную усталость в течение первых нескольких дней регенерации печени, но быстро пришла в себя и была выписана на 5-й день после операции.

Я увиделся с женщиной спустя неделю в своем кабинете, и она выглядел как человек, который просто вышел на прогулку. Розовощекая и улыбающаяся, она излучала надежду и уверенность. Анализы крови были в норме, и я назначил ей повторный визит через 6 недель для обсуждения дополнительного курса химиотерапии. Морфологи обнаружили лишь рубцовую ткань на месте, где ранее было два метастаза, а оставшиеся четыре очага состояли, по большей части, из соединительной ткани и воспалительного инфильтрата с небольшими изолированными скоплениями злокачественных клеток. Онколог-терапевт был крайне доволен ответом пациентки на химиотерапию.

За неделю до предполагаемого визита пациентка мне позвонила и пожаловалась на боль в области таза. Я отправил ее в приемное отделение, куда они с мужем приехали в течение 30 минут. Женщине было плохо. Она получила дозу обезболивающих и была госпитализирована с направлением на МРТ.

Мы с онкологом-терапевтом были ошарашены, взглянув на результаты исследования. Левая доля печени регенерировала полностью, с явным следом от клиновидного разреза, сделанного мной. Также у пациентки возникло более десяти метастазов, каждый около 1 см в диаметре. МРТ таза показала ранее невыявленную опухоль, проросшую в крестец, разрушившую кость и давящую на спинной мозг. Настолько быстрый и ранний рецидив встречается не часто, и каждый раз мы пытаемся детально разобрать причины такой ситуации. Вполне возможно, что мы сделали что-то не так. Зачастую у нас нет четких ответов. Это всегда страшное разочарование для пациентов, их семей, друзей и, конечно, для лечащих врачей.

У нас вышла крайне долгая и неприятная беседа с пациенткой. Мы объясняли, что необходимо привлечь нейрохирургов для того, чтобы справится с опухолью в крестце, и незамедлительно начать химиотерапию после этого. В какой-то момент времени пациентка посмотрела на меня со своей больничной койки и произнесла: «Вы говорили, что рак несправедлив. Вы были правы».

Хотел бы я ошибаться!

Один из нейрохирургов нашей клиники выполнил операцию по удалению опухоли, проросшей в крестец и сдавливающей спинной мозг. Боль в области таза сменилась послеоперационным дискомфортом. И еще позже – болью от курса химиотерапии.

На сегодняшний день пациентка все еще жива, но она уже более 2 лет проходит химиотерапию. Ее рак подло отказывается быть уничтоженным и постоянно поражает новые органы.

Рак бесчестен. Его не заботит справедливость. Но все наши пациенты заслуживают шанса побороть этот недуг. Это мое им нравоучение. Я обещаю помогать всеми силами.

Щедрость: способность делиться с другими, бескорыстие.

После знакомства и непродолжительной беседы люди нередко спрашивают меня: «Откуда Вы?» Может, это и невежливо, но я всегда задаю встречный вопрос: «А почему Вы спрашиваете?» «У Вас нет акцента», – чаще всего слышу я в ответ. Тогда я сообщаю собеседникам, что вырос в Нью-Мексико. Иногда это ставит людей в замешательство. Чтобы избежать неловкого момента, я объясняю, что Нью-Мексико – это один из штатов США, который никак не связан с Мексикой. Тем не менее даже без акцента в сознании некоторых людей я остаюсь иностранцем.

Во всех языках встречаются такие явления, как местные наречия и диалекты. Я прожил в Техасе достаточно долго, чтобы легко различать восточный и западный акценты. С детства я слышал различные версии американского и английского по телевизору. Мне знаком и нью-мексиканский латиноамериканский «спанглиш», и диалект американских индейцев, но вплоть до университета я не встречал людей с глубокого Юга или Северо-Востока, например, с Бостона и Нью-Йорка.

В Америке по акценту человека частенько можно определить его происхождение. Шотландский английский резко отличается от американского, и его бывает достаточно сложно понять. Даже в такой относительно небольшой стране, как Шотландия, различают пару – тройку диалектов. Вся Англия по размеру меньше Техаса, но и там существует более десятка наречий. Люди с Мидлендса, северо-востока, северо-запада, востока, Йоркшира, юго-запада и юго-востока Англии говорят будто на разных языках. Лондон можно рассматривать отдельно, начиная с аристократического английского, телеканала BBC и заканчивая кучей диалектов рабочего класса. Весьма увлекательно.

Из своего незабываемого личного опыта я узнал, что и другие языки, помимо английского, характеризуются ярко выраженными региональными особенностями. Более 25 лет я занимаюсь научными исследованиями в Южной Италии. По крайней мере, 1–2 недели в году я провожу в Неаполе в Национальном институте им. Паскаля, изучая взаимосвязь между хроническим гепатитом С и гепатоцеллюлярным раком. Моего итальянского достаточно, чтобы узнать дорогу или заказать обед в ресторане.

Неудивительно, что по-итальянски я непреднамеренно говорю на неаполитанском диалекте. Несколько лет назад мы с двумя друзьями из Неаполя гуляли по Palazzo di Caserta, грандиозному летнему дворцу Бурбонов – королей Южной Италии и Сицилии. Он примечателен своей архитектурой, произведениями искусства и богатым внутренним убранством. Интересно, что дворец стал временным штабом союзников во время Второй мировой войны, после того как американские войска заняли этот регион.