И до Львова было расстояние примерно в семьдесят верст, и сразу, как мы тронулись, велел мне мой святой учитель читать песнопение „Элиягу а-нави“, и как только закончил я это песнопение, и вот, мы въехали во Львов, и поразился я этому очень. Ибо это был первый раз, когда я воочию увидел, что такое „кфицат дерех“(в букв. переводе „прыжок дороги“). И сказал мне святой учитель: сын мой, разве это чудо? Если мы ты только знал, кто правил нашей телегой! Если бы ты знал, кто он такой, ты бы сидел в телеге, трясясь от страха, как и я сам…»[119]

Автор не станет цитировать все это длинное письмо, поскольку оно написано очень витиеватым, характерным еврейским стилем с бесконечными присловьями «Мой Святой учитель и раввин», «да будет благословенна его память», «мир с ним» и т. п., и потому лучше ограничиться его коротким, насколько это возможно, пересказом.

Итак, во Львове Ахия Ашилони и р. Адам Бааль Шем вошли в некое здание, где «Святой учитель и раввин» часа два ходил взад и вперед по комнате, не произнося ни слова, а р. Адам стоял все это время, как вкопанный, не в силах отвести глаз от лица пророка, которое «сияло, как самый настоящий факел».

Вдруг дверь в комнату отворилась, и в нее вошел высокий старик, которого Ахия Ашилони приветствовал следующими словами: «Добро пожаловать рабби Элиэзер, который удостоился сына, единственного в своем поколении в низшем мире и во всех мирах!».

После этого Ахия Ашилони предложил р. Элиэзеру присесть, но тот ответил, что он уже не принадлежит к этому миру, и потому не нуждается в том, чтобы сидеть, как, впрочем, и в том, чтобы стоять. В ответ пророк напомнил ему, что, когда ангелы явились к Аврааму, они сидели и ели, как люди, ибо в материальном мире пришельцам из духовных миров предписано вести так, как здесь принято.

После этого р. Элиэзер сел, и Ахия Ашилони спросил, что его беспокоит. И гость ответил, что его волнует судьба его сына, Исролика, который изо дня в день обращается к нему с жалобой на то, что его Святой раввин и учитель требует, чтобы он раскрылся и явил себя миру и уже назначил время для этого, а он очень этого не хочет, а потому попросил отца, чтобы тот попросил за него у Ахии.

В ответ пророк сказал р. Элиэзеру, что если Исроэль еще раз обратиться к нему с подобной просьбой, то он бы ему ответил, что тот обязан раскрыться, так как это было решено на Высшем Небесном суде. Если же Бешт откажется, то это будет означать, что ему больше нечего делать в этом мире, «ибо целью спуска его души в этот мир в том, чтобы он раскрылся и прорвались источники наружу».

После этого Ахия Ашилони указал пальцем на р. Адама, и сказал, что поручит этому своему ученику передать Бешту от его имени, что пока тот не откроется миру, он не увидит его лица (то есть, что явления пророка прекратятся).

После этого р. Элиэзер исчез, а р. Адам Бааль Шем еще долго стоял потрясенный увиденным и услышанным. Тем временем Учитель отдал ему указание приготовить трапезу в честь проводов Царицы-Субботы, а сразу после трапезы сказал, что отсылает р. Адама обратно домой, а сам останется в городе, поскольку у него есть еще дела во Львове. Адам Бааль Шем попытался сказать, что он боится ехать домой один ночью, на что Ахия напомнил ему формулу, которую р. Элиэзер завещал сыну: «Не следует бояться никого, кроме Б-га!».

Потом он вложил свои святые руки в его руки, и после такого рукопожатия они вышли из здания, у которого их уже ждала все та же телега с тем же извозчиком. На прощание Ахия благословил ученика благословением коэнов, р. Адам сел внутрь телеги, и ее хозяин стегнул лошадей. За всю дорогу извозчик произнес ни слова, да и р. Адам сидел словно окаменевший, пока они не остановились у ворот его дома.

Впрочем, сама дорога длилась недолго — не больше двадцати минут. Придя домой, р. Адам Бааль Шем взглянул на часы — они показывали час пополуночи (то есть, если бы все происходило естественными путем, телега двигалась примерно со скоростью 248 км/час, со скоростью тихоходного самолета, а не автомобиля).

Спустя два дня Святой раввин и учитель снова явился к р. Адаму Бааль-Шему и сказал, что сердце его полно тревоги по поводу того, что «святой нистар Исраэль» может отказаться раскрыться миру, и это может быть чревато самыми ужасными последствиями и для него, и для мира. И потому он дает указание р. Адаму Бааль-Шему найти р. Исроэля сына Элиэзера и сообщить ему об этом, а также о том, что в случае отказа он, Ахия Ашилони, прервет с ним всякую связь. Однако где именно искать «святого нистара Исраэля», пророк р. Адаму не сказал.

На следующий день р. Адам Бааль-Шем отправился выполнять поручение Учителя. Долгое время он бродил от местечка к местечку, обошел всю Украину и Польшу, но никто из евреев не знал, кто такой Исроэль сын Элиэзера, и где он живет. Наконец, он решил, что сделал все, что было в его силах, надо возвращаться домой — и пусть будет что будет.

По возвращении ему явился во сне Ахия Ашилони и сказал, что он не может открыть ему точное местонахождение р. Исроэля, но может сказать, что тот живет в уединении в Карпатах неподалеку от города Куты. Пророк также посоветовал ему написать «беглецу» письма, в которых рассказать о корне его души, а также о том, что от него зависит процесс «исправления» еврейского народа и всего мира и последствия его отказа приступить к исполнению миссии будут ужасны и для него, поскольку он отказывается выполнять волю Небес.

Эти письма р. Адам Бааль Шем должен был передать сыну и послать его в Карпаты. Сын, в свою очередь, если не найдет р. Исроэля, должен будет положить письма под какой-нибудь большой камень и те или иным образом его пометить — а уж Бешт их как-то сам отыщет и прочтет. И все именно так и было сделано.

Судя по всему, речь идет о том самом письме р. Адама Бааль-Шема Бешту, которое мы уже приводили в начале книги — о том, что в предыдущем воплощении он был скрытым праведником в Цфате, не