быстрой. Очень быстрой. Но недостаточно быстрой для него. Кто-то грамотный и знающий сумел обучить её спортивной разновидности рукопашного боя. Поставить удар, вбить комплекс приёмов, но против него – этого было мало.

Легко уходя с траектории её атак, он много раз оказывался у неё за спиной, где достаточно было одного удара, чтобы оборвать её жизнь. Ограничиваясь только короткими, лёгкими подзатыльниками, он уже через три минуты довёл её до белого каления, заставляя без конца делать ошибки.

Ему уже начала надоедать эта игра. В очередной раз пропустив её удар мимо себя, Генри ловко подсёк ей ноги, заставив шлёпнуться на пятую точку. Ойкнув от неожиданности, Натали замерла, растерянно уставившись на него. Её огромные серые глаза стремительно наполнились слезами, и он растерялся.

Генри умел многое. Очень многое. Но он не умел такой простой вещи, как утешать. Этому его никто никогда не учил. Растерянно присев перед ней на корточки, Генри тихо спросил:

– Я сделал вам больно?

– Нет, – срывающимся от слёз голосом ответила девушка, – мне стало очень обидно. Я была лучшая в зале. Мною занимались специально, а в спарринге я не смогла даже прикоснуться к вам. Почему?

– Вас учили спортивной борьбе, а я всю жизнь занимался боевой. В этом и вся разница, – растерянно ответил Генри, понимая, что должен сказать что-то другое. Но вот что? Этого он не знал.

– Вы научите меня? – неожиданно спросила Натали, утерев набежавшие слёзы.

– Это не так просто, как кажется, – ответил Генри.

– Почему? – тут же задала она вопрос.

– Всё дело в мышлении. Вам всю жизнь внушали, что делать людям больно нельзя. Даже сцепившись с преступником, вы должны победить его так, чтобы не нанести сильных повреждений.

Меня учили с точностью до наоборот. Любой мой контакт с противником должен быть коротким и смертельным для нападающего. Нельзя оставлять за спиной живого врага.

– Вас этому учили специально? – изумлённо спросила Натали.

– Да. Нас учат убивать. Спецназ почти никогда не берёт пленных. Только чтобы получить сведения.

– Военных армии лиги учат убивать, причинять боль специально? – повторила она так, словно не могла поверить.

– Мы же солдаты. Мы сражаемся и убиваем, – пожал плечами Генри.

– Но во всех роликах по телевидению говорят, что военные применяют только специальные средства, не приводящие к смерти противника, а только парализующие их.

– Натали, вы же взрослая женщина! Неужели вы всерьёз верите этой рекламой бредятине? – поразился Генри.

– Но ведь это передают на всю лигу.

– Ну и что? – удивился Генри. – Вам нужны доказательства? Тогда просто внимательно посмотрите на меня, – неожиданно разозлился он и выпрямился в полный рост.

Растерянно открыв глаза, Натали внимательно рассматривала его покрытый шрамами торс. Медленно поднявшись, она несмело поднесла к нему руку и осторожно, словно боясь причинить боль, коснулась шрамов.

Тонкие пальцы медленно прошлись по всем линиям, изрезавшим кожу. Генри замер, боясь разрушить то незримое, что вдруг возникло между ними. Многие женщины касались его шрамов, но ни одна из них не делала это так осторожно.

Им было интересно, им было странно и страшно, но никто из них не сочувствовал ему. Их интересовали только его рассказы о местах, где он получил такие украшения.

– Это же должно болеть, – неожиданно произнесла Натали.

– Теперь уже нет, – тихо ответил Генри. – Больно было только вначале.

– Вначале?

– Когда ранили, – пояснил он. – Потом реанимационные танки. Но там ты уже в отключке.

– Сколько же раз тебя ранили? – спросила Натали, от волнения переходя на ты.

– Много, – ответил Генри, – очень много.

– Не хочешь говорить?

– Не хочу вспоминать. В каждой из этих стычек я терял друзей.

Молча кивнув, Натали опустила руку и, медленно отступив, задумчиво прошлась по залу.

– Что с нами будет, Генри? – неожиданно спросила она.

– Я не провидец, – пожал он плечами в ответ, – пока всё идёт нормально. Но в случае атаки шансов у нас практически нет. Яхту возьмут на абордаж, тебя захватят, а всех остальных просто уничтожат. Я не хочу врать и говорить, что у нас есть шансы отбиться.

– И какой же выход?

– Лично я вижу только один. Позволить им состыковаться с яхтой и взорвать всё к чёртовой матери. Чтобы прихватить их с собой. Но это выход для таких сумасшедших, как я.

– Это выход для всех, – неожиданно ответила Натали. – Они всё равно убьют меня. Но пока я буду жива, дед вынужден будет подчиняться им, а если меня не станет, он объявит войну. И тогда им всем не поздоровится.

– С чего ты взяла, что старик начнёт войну? – растерялся Генри.

– Он сам так сказал. Из всей нашей семьи в живых остались только он и я. Всех остальных убили.

– Как это убили? Кто?

– Всё было подстроено как несчастный случай. Наш клан всегда был одним из самых могущественных. У деда было трое сыновей. Младший был убит во время ограбления. Ему не исполнилось и девятнадцати. Полиция так ничего и не выяснила.

Средний разбился на гонках глидеров. Его машина взорвалась, потеряв управление и врезавшись в скалу. Дед с самого начала заявил, что это было подстроено. Он слишком хорошо знал моего дядю и не верил, что он мог допустить какую-то оплошность.

Старший, мой отец, десять лет назад утонул вместе с мамой, катаясь на морской яхте, на том самом Оливере-три, куда мы и направляемся. С тех пор я живу с дедом. Именно поэтому я и не видела моря. Я его боюсь.

Я первый и последний ребёнок в семье, и если меня не станет, деду незачем будет контролировать расходы. Собрав все деньги, он наймёт армию наёмников и примется уничтожать всех, кто, по его мнению, имеет к моей смерти хоть какое-то отношение.

– Мне очень жаль, – ответил Генри дежурной фразой. Ничего нового ему на ум не пришло. – Но зачем ты летишь на Оливер?

– Официально – проводить аудиторскую проверку, неофициально – расследовать дело о гибели моих родителей.

– Не думаю, что у тебя что-то получится. Прошло десять лет. За это время все свидетели, даже если они были, могли всё забыть, уехать, умереть наконец. Какой в этом смысл?

– Мне в руки попала тревожная карта. На таких береговая служба отмечает место последнего выхода на связь и предположительное место происшествия. Я подняла архив и обнаружила, что место крушения яхты не соответствует течениям в тех местах. Кто-то специально указал другое место, вводя полицию в заблуждение.

– И ты надеешься заставить их снова открыть это дело?

– Если они этого не сделают, я просто уничтожу их. Дед дал мне полный карт-бланш на любые действия. А если вспомнить, что две