Гэбриел вопросительно воздел бровь.

– Я за собой ничего такого не помню, – сказал Луис.

– Но даже если и так, – продолжил рассуждать Гэбриел, – то мне не кажется, что вы с этим твоим другом из Мэна оставляете за собой множество концов. Легче выжить на последней стадии рака, чем затевать с тобой вражду. А потому я думаю, что у Хойла на уме какое-то предложение, причем взаимовыгодное. Впрочем, выбирать тебе. Я лишь передаю его слова.

– А ты бы на моем месте как поступил?

– Я бы все-таки составил с ним разговор. Пока мы ни на шаг не приблизились к тому, кто именно был во всем этом задействован и кто за этими людьми стоял.

Гэбриел мельком взглянул на Луиса. Ложь прошла незамеченной. Это хорошо. У Луиса надо будет вызнать, что скажет Хойл. А тем временем можно начать расспрашивать насчет Артура Лихагена. Распространяться Луису о том, что сказал Милтон, Гэбриел пока не готов. Во всех своих делах он прежде всего прикрывает себя. И какая бы симпатия к Луису ни жила в сердце, он скорее скормит его живьем диким псам, чем подвергнет риску себя.

– Может, они были дилетантами, а их босс нет? Смысл опять же неясен, если только не вернуться к варианту, что кто-то хочет вытянуть меня на свет.

– Вряд ли тебя так уж сложно выявить, как тебе кажется. Недавние события – тому доказательство. Нам здесь чего-то недостает, и может статься, что как раз Хойл и сможет нас на этот счет просветить. Учти, он вот так запросто приглашений в свою берлогу не рассылает. При иных обстоятельствах это бы расценивалось как большая честь.

Луис отрешенно смотрел, как за окном мелькает город. Словно бы все – и такси, и люди, и огни – вдруг разом обрело дар неуправляемой скорости и пустило ее в ход. Обычно Луис контролировал все сам, но сейчас эти тончайшие нити как будто перешли в руки других: Гэбриела, его неизвестных контактеров, а теперь вот этого Николаса Хойла.

– Ладно, давайте расклад.

– Изволь. Туда ты идешь безоружным. Хойл запрещает наличие оружия у себя в пентхаусе.

– Час от часу не легче.

– Брось. Такой, как ты, наверняка справится с любым оборотом обстоятельств. К тому же я, к твоему сведению, затеял возню федерального масштаба кое с какими потенциально заинтересованными сторонами. И полагаю, что все разрешится в твою пользу и к твоему удовлетворению.

– Что это, хотелось бы знать, за стороны, да еще заинтересованные?

– Тебе ли об этом спрашивать. А сейчас, с твоего позволения, я выйду. Так сказать, покидаю кров. И кстати, заплати за такси. Это самое скромное, чем ты можешь воздать за то, что я для тебя сделал.

* * *

Блисс ехал на север – безымянная фигура на безвестном шоссе; не более чем две белесые шпажки фар, тающие в темноте. Скоро, уже скоро он оставит дорогу и найдет себе приют для ночного отдыха. Не сна, а именно отдыха, передышки. Нормального сна у Блисса не было уже много лет, и от этого он жил в постоянном мучении. Полного и мирного забвения он желал себе как мало чего на свете, но научился обходиться и несколькими часами чуткой прерывистой полудремы, в конце концов перебарывающей негасимые муки. Залечивание ран и усилие оставаться впереди своих преследователей истощало Блисса не только физически, но и финансово. Он был вынужден снова всплыть на поверхность, но своего плательщика на этот раз выбрал тщательно. В Лихагене Блисс нашел того, кто утолял одновременно и его финансовую, и его личную потребности.

Бутылочка с кровью Детки Билли лежала в коробке с мягким подбоем, на дне чемоданчика. Лихаген требовал, чтобы Билли был убит на его земле, но Блисс ему в этом отказал: слишком опасно. Однако, убирая нож и видя на лице умирающего Детки Билли признаки осознавания, Блисс сделал вывод, что жизнь пусть и редко, но все-таки по-прежнему отпускает подарки. И это придавало уверенности в том, что должно произойти.

А потому той ночью, лежа на кровати скромного опрятного мотеля, Блисс тихо напевал, думая о Луисе с томным вожделением влюбленного, после долгой разлуки держащего наконец путь к своей избраннице.

Резиденция Хойла находилась в каком-нибудь полукилометре от квартала ООН, и ближайшие улицы здесь являли собой подлинное вавилонское столпотворение дипломатических номеров. В этой буче и без того напряженные отношения между странами-антагонистами усугублялись еще и вынужденным соседством по парковке, само собой, как и везде, далеко не резиновой. Высотка Хойла внимание к себе не привлекала. Будучи старее и мельче большинства из примыкающих к ней модерновых башен, она стояла на восточной оконечности зоны общего пользования, которая частично вдавалась в соседние кварталы и протягивалась на север, юг и запад, создавая таким образом подобие нейтральной полосы между обиталищем Хойла и величавыми громадами зданий, что высились вокруг.

Спустя сутки после встречи с Гэбриелом Луис с Ангелом набросали примерный план цитадели Хойла, и сейчас Ангел в компании скучливого Уилли Брю и чуть менее скучливого Арно осуществляли за ней слежение. Проще говоря, торчали день-деньской поблизости в машине. Это была некая мера предосторожности, попытка установить ритм жизни здания: кем и как сюда производится доставка того или другого, как проходят смены дежурства и отлучки на обед у охраны. Времени, безусловно, недостаточно, чтобы точно измерить степень риска при проходе в здание, но все же лучше, чем вообще ничего.

Для Уилли это было, пожалуй, хуже, чем ничего. Бездельничать он мог и в сравнительном уюте своей квартиры – все лучше, чем делать что-то нелюбимое вообще вне всякого комфорта. Арно на протяжении вахты почитывал книжку – то есть, получается, фактически помножал на ноль их главную цель: следить за зданием. Иными словами, сачковал. Но опять же: кто может заставить человека заниматься нелюбимым делом? Вот Арно сейчас и сидит, убивает время. Луис пока не хотел, чтобы они возвращались к себе в мастерскую, а значит, Уилли оставалось или запереться у себя в квартире и пялиться в ящик, что не вызывало у него никакого энтузиазма, или же торчать в машине и следить за зданием, что тоже абсолютно безынтересно. Достойным был разве что вывод: согласен Луис или нет, но они с Арно скоро снова выходят на работу. Пары дней вынужденного безделья для Уилли оказалось достаточно, чтобы ощутить, как внутри него что-то словно отмирает.

Пентхаус Хойла занимал в высотке три последних этажа. Остальное было отдано под его офисы. Бизнес-интересы Хойла простирались в различные сферы – горнодобывающую промышленность, недвижимость, страхование, исследования в области фармацевтики, – но, несмотря на всю эту разносторонность, средоточие, живое сердце его деловой активности крылось за неброским фасадом манхэттенской цитадели. Это была материнская компания, и именно в ней обретались вся власть Хойла и сила. На протяжении дня в вестибюль здания и обратно втекала и вытекала небольшая, но стабильная вереница людей. Между двенадцатью и двумя часами пополудни движение нарастало, а после пяти обретало характер фактически одностороннего движения. Ничего предосудительного за время дежурства ни Ангел, ни Уилли с Арно не заметили. Людей с гранатометами за столбами не наблюдалось, а меж растений в горшках не проглядывали стволы тяжелой артиллерии.