Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Думаете, не думал? Думал. Да только толку? Шрамы можно сгладить, но не убрать. А на руку вообще смотреть страшно — зашивали ребята в полевых условиях. Как получилось, так и зашили. И этой рукой я надеялся обнимать кого-то? Это лицо должна была видеть женщина, когда я ее целую?
Бред. Не будет этого никогда. Пора смириться, Агеев. Пора смириться…
Пошатываясь, я добрел до ванной. Из шкафчика над стиральной машиной посыпались какие-то банки, тюбики и прочий хлам, но меня это уже не волновало. Наконец-то я нашел — выдернул провод, а вместе с ним и машинку для стрижки. Всунув штекер в розетку, включил ее и, зажмурившись, провел по голове. Противное жужжание и следующее за ним покалывание сбриваемых волосков на плечах заставляло вздрагивать, но пьяные руки продолжали до тех пор, пока я не открыл глаза и не провел дрожащей рукой по чуть колючей коже.
***
Следующие два (или три?) дня я бухал. Спускался в близлежащий вино-водочный, брал бутылку и квасил сначала на кухне; потом, когда уже не мог сидеть перемещался на диван в гостиной и полулежа приговаривал очередную бутылку. Спал пару часов, просыпался и по новой.
И знаете, что смешно? Мне даже никто не позвонил. Ни ребята с работы; ни Романова, будь она неладна.
Нахер я никому не нужен. Всем плевать.
В забытье становилось легче. Исчезали мысли об Илоне, о счастливом друге и его жене, о работе, даже война постепенно исчезла. Я начал понимать, почему выйдя на гражданку большинство спивается — так жить легче. Проще. Глоток, жар в горле, легкое головокружение и ты ни о чем не думаешь. Ничего не помнишь.
Да, легче так. Намного легче.
Не напугало даже то, что в алкогольном угаре казалось, что кто-то стучит в дверь и слышался голос Романовой. Я лишь усмехнулся, сделал очередной глоток и закрыл глаза. Пьяный разум добавлял к галлюцинациям какие-то странные звуки — скрежет, стуки, а затем и вовсе решил добить, явив размытый силуэт девушки в дверях.
— Ууу… — промычал чей-то мужской голос, — Может вам помощь нужна?
— Нет, я справлюсь. Спасибо.
Они о чем-то еще говорили — о замке, о деньгах, а я пытался сфокусировать взгляд хоть на чем-то, но выходило, прямо говоря паршиво.
— Тимур, — глухо послышалось собственное имя, — Тимур!
Кое-как разлепив веки, я увидел перед собой ее лицо и промычал:
— О, приперлась все-таки…
— Тебе плохо? — она похлопала по моим щекам, но я лишь неловко отмахнулся и завалился боком на диван.
— Мне за#$%сь, — пробормотал я, пытаясь увернуться от холодного мокрого полотенца, которое норовило приземлиться на лицо, — Да отвали ты от меня!
— Ты почему телефон отключил, скотина? Я тебе названиваю третий день, Лариса названивает, Игорь… да все! — с каждым словом ее голос противно повышался, причиняя боль моим несчастным барабанным перепонкам, — Агеев, ты совсем уже что ли? И почему ты лысый?
— Чего тебе надо? Вали отсюда, тебе есть к кому.
— Тимур…
— Вали я сказал! Шалава продажная…
Жгучая боль приземлилась на щеку вместе с ударом маленькой ладошки. Я засмеялся, а эта дура подскочила на ноги и пнула диван, угодив мне по колену.
— Придурок.
Стук каблучков удаляется, с громким хлопком закрывается тяжелая металлическая входная дверь и я наконец-то погружаюсь в благоговейную тишину.
Я пил сладкие вина, чтобы смыть эту горечь
Забывал все что было; начинал все сначала
Но на мягких постелях не узнал я покоя
Потому что во сне эта птица кричала
Тимур, наши дни
Приложившись к бутылке минералки, я жадно выпил половину, морщась от мигающего света люминесцентной лампе в лифте. Сделал глубокий вдох и передернулся от стука в висках, сопроводившего остановку кабины.
Дзин-дзинь. Створки разъехались, в нос ударил запах работы и свежезаваренного кофе. Романова разговаривала по телефону и бросила на меня беглый взгляд. Затем она привстала и уставилась на меня, округлив глаза и медленно кивнув, приветствуя.
— Расписание, — буркнул я, скрываясь в своей обители.
Плюхнулся на кресло и в очередной раз сделал большой глоток минералки — пустыня Сахара то и дело норовила появится в горле. Хорошо, что жалюзи на окне опущены, иначе я бы почувствовал себя Дракулой — день, хоть и не солнечный, но по городу я смог передвигаться только в солнечных очках.
Дверь распахнулась без стука. Илона вошла в помещение громко стуча каблуками, и бросила на стол тонкий планшет. Тот громко хлопнул, я булькнул от недовольства и потер виски.
— Мы можем поговорить? — сипло спросил, глядя на плотно забитый график.
— Нет, — отрезала девушка, удаляясь.
— Вот же ж…
Устало вздохнув, я нажал на кнопку селекторной связи.
— Кофе принеси.
Романова не ответила, лишь с грохотом бросила трубку — услышал даже за закрытой дверью. Следом послышался удаляющийся стук каблучков, и я снова принялся протирать дыры над бровями.
Пораздумав немножко, я решил вызвать Стасика. Тот испуганно промямлил, что сейчас придет, а потом и сам явился, вместе с чашкой кофе, которую ему передала Илона.
— Что-то Романова сегодня, как фурия, — с усмешкой произнес я, когда подчиненный сел напротив.
— Так не мудрено — вас три дня не было, все на ней повисло. Звонки, встречи отмененные… — пробормотал он, отводя взгляд, — А вчера она вроде как собиралась вас проведать.
«Лучше бы она этого не делала»: подумал я. Но свои мысли оставил при себе, махнув рукой:
— Ты мне лучше расскажи, что нового по делу Лары?
— Ребята наблюдают, пару раз засекли Сашу с новой пассией.
— Зафиксировали?
— Конечно.
— Хорошо, — задумчиво протянул я, сделав глоток из чашки. Вроде не соленый, — А что, говоришь, Романова здесь все разрулила?
Стасик поерзал на стуле и быстро закивал головой:
— Да, засиживалась допоздна, всех обзванивала-переносила. Я ее провожал до парковки, все-таки темно ночью, мало ли…
— Ну да, ну да… И что, одна уезжала-приезжала?
— Конечно, — удивленно заморгав, Станислав нахмурился, — А с кем еще?
— Да так, — рассеянно промычал я, — Значит у Ларисы все плохо?
— Хорошего мало. Может расскажем уже? Все-таки информации собрали достаточно.
— Расскажем, обязательно расскажем.
— Ну, тогда я пойду?