Тем временем Оркан уходил все дальше по тропе, которая вела теперь по полке, окаймлявшей овальную чашу очередного ущелья — небольшого, поросшего невысокими соснами, мрачного и сырого. Туда, на дно ущелья, тоже вел довольно приемлемый спуск, однако в погоне за дичью тунгус пошел по каменистой полке, и старшине не оставалось ничего иного, как двинуться вслед за ним. Однако он не торопился. К чему? Возможно, в такой неспешной горной прогулке Вадим так и дождался бы возвращения Оленева, если бы вдруг не раздался его крик:

— Камандыра, камандыра! Там — зимовье!

— Какое еще зимовье?! — не понял Вадим.

— Изба, однако. Здесь, в распадке, изба!

— Где ты обнаружил его, этот распадок? — уже как бы про себя проворчал старшина, не желая перебарывать собственную лень. Тащиться на хребет, на котором находился сейчас тунгус, ему явно не хотелось. К тому же весь распадок был перед ним как на ладони, и никакой хижины, никакого зимовья он здесь не видел.

— Сюда приходи, камандыра! Тут видно, однако! Нет, лучше спускайся вниза!

— Изба? Здесь?! Где и с какой стати? — ворчливо недоумевал старшина. Но отступать смысла уже не было, следовало исходить из ситуации — Ну, ладно, спускаемся «низа»! — прокричал он ефрейтору.

Пройдя сквозь рощицу карликовых сосен, старшина и в самом деле увидел небольшой распадок, на почти плоской и почти идеально ровной возвышенности которого Стояла умело, из добротно обтесанных бревен срубленная хижина. Подступив поближе, Ордаш осмотрел эти бревна и мог поклясться, что столько напилить и так обтесать их на острове было не из чего и нечем. Да и вообще, это казалось невозможным. Они явно были привезены сюда с материка. Скорее всего на строительство пошли обаполы, использовавшиеся при создании какого-то судна, которое, очевидно, потерпело вбли-зи острова кораблекрушение. Или же этот строительный материал специально был доставлен сюда на судне.

Пора было ознакомиться с внутренним устройством этого жилья, однако что-то сдерживало Ордаша от того, чтобы ступить к неплохо сохранившейся двери и открыть её. Он осмотрел вершину склона. Ефрейтора нигде не было видно.

— Оленев! Ефрейтор! — позвал он как можно громче. — Ты слышишь меня, черт возьми?!

Но прошло еще несколько томительных секунд, прежде чем он услышал в ответ:

— Здесь я, камандыра!

— Почему не отзываешься? Что там со зверем?!

— Погиб зверя! Песец это! Совсем молодой песец, да!..

— Тогда спускайся сюда!

— Потом, камандыра! Поднимайся! Туда не хади. Это зимовье. Оно пустое. Я в нем осенью грелся. А здесь много интересного увидишь. Тунгуса был здесь в прошлый раз, когда на дикий оленя ходил!

Что-то не то, понял старшина Тунгуса явно обнаружил что-то необычное. Хотелось бы знать, что именно.

Любопытство оказалось настолько сильным, что Вадим не стал отбрасывать камни, которыми была привалена дверь хижины, и, обойдя её, горным «марш-броском» поднялся по скалистому склону наверх.

Достигнув довольно просторного плато, старшина прямо на краю его, в конце кровавого следа, увидел тушку небольшого песца, погибшего от потери крови. Но куда больший интерес вызвало у него поведение Оркана.

Ефрейтор сидел на установленной на возвышенности плите, по-восточному скрестив ноги и сложив руки у подбородка. Вместо того, чтобы взглянуть на старшину, он пристально смотрел на стоявшее перед ним каменное изваяние, на макушке которого лежал почерневший от времени череп какого-то животного. Само изваяние, напоминавшее статую человека в меховых одеждах, стояло на четырехгранной возвышенности, почти до половины заваленной черепами.

— Это еще что такое?! — недовольно поинтересовался Вадим; все, что связано было с религией, обычно вызывало у него чувство раздражения. Он никак не мог понять, почему люди опускаются до религиозного маразма, что они в этом находят. Его всегда привлекали личности сильные, волевые, уверенные в себе, а следовательно, способные молиться только самому себе и во имя себя. — Вас спрашивают, ефрейтор!

— Шаманы[30]сюда приходили. Со всего севера приходили.

— Зачем? — настороженно осматривал он площадку, в конце которой виднелся довольно большой грот.

* * *

— Здесь шаманами становились.

— Именно здесь?! — недоверчиво уточнил Вадим. — На этом островке и в этом распадке?!

— На этом островке, старшина. Иногда еще на берегу Байкала на сходки свои собирались[31].

— Хочешь сказать, что здесь их посвящали в шаманы?

— Посвящали, камандыра. Шаманы обряды проводили.

— Жертвоприношения, что ли.

— Обряд «икэнипкэ». Если по-русски, то это обряд погони за космическим оленем. Был еще обряд «шинк элавун» — добывания охотником удачи, когда он станет добывать амака, то есть медведя. Только ты никому не говори, что здесь есть такой шаманский храм, старшина.

— Боишься, что и нас с тобой обвинят в шаманстве? — усмехнулся Ордаш.

— Боюсь, что придут и все разрушат, как в Москве храмы разрушали. Мне рассказывали, да…

Вадим помолчал. Он понимал, что разговор о шаманстве следует вести не здесь и не сейчас. Пора было выбираться из этого каменного мешка.

— Все, что ты мне только что сказал и показал, ефрейтор, останется между нами, — твердо заверил старшина.

В последний раз окинув взглядом грот, Вадим, уже немного привыкший к полумраку, насчитал еще штук десять молитвенных камней, подобных тому, на котором только что восседал Оленев. Впрочем, особого интереса для старшины они уже не представляли. Скомандовав ефрейтору: «Бери добычу и следуй за мной!», он решительно ступил на тропу, которая вела в ближайшую низину.

Готтенберг осмотрел на удивление просторный, состоявший из двух ярусов дот, и, остановившись у одной из трех небольших амбразур, принялся прощупывать взглядом подступы к скале, на которой он располагался. Эта скала как бы венчала оборонный вал, с которым соединена была небольшой седловиной, и конечно же, вместе с сооруженным на ней дотом представляла собой прекрасный наблюдательно-опорный пункт, прикрывавший подход к базе с южного и юго-западного направлений.

В эти минуты фон Готтенберга томили сомнения. С одной стороны, он понимал, что сохранить здесь секретный аэродром, ради которого, собственно, и создавалась база «Северный призрак», можно было, лишь основательно маскируя его существование, а значит, до предела ограничивая пребывание людей и военной техники. Но, с другой… Слишком уж удачно было выбрано место для этого аэродрома-призрака. Так, может быть, есть смысл решительно укрепить базу, доводя ее до статуса плацдарма, с захватом хотя бы тех населенных пунктов, которые расположены между ним и морским побережьем?