«Чего ты хотела? Денег за то, чтобы не было скандала?.. Думаю, у тебя хватило ума не надеяться на то, что он женится на тебе… Или ты согласна довольствоваться меньшим?»

Нет! Нет! Но лорд Чарльз не пришел. Вместо себя он прислал своего невыносимого, жестокого и циничного кузена… для того, чтобы она поняла, что… Господи! Так вот что они о ней думают! Он назвал ее «распущенной девчонкой», все поставил с ног на голову и сделал из нее какое-то отвратительное порочное чудовище.

— Пустите меня.

Оставаясь в его объятиях, она все еще была настолько потрясена, что не могла говорить, ее лицо было больше похоже на белую маску с отверстиями для глаз. Глядя на нее, Николас почувствовал угрызения совести из-за того, что зашел слишком далеко в своих обвинениях. Черт побери, почему она так на него смотрит! Как будто он кого-то убил!

— Прошу вас, отпустите меня, сеньор де ла Герра. Ее голос звучал так же тихо, как и минуту назад. Николас нахмурился, злясь на себя за какое-то ощущение вины и на нее за то, что она вызвала в нем это ощущение. Черт ее побери, она выскальзывает из рук, как ртуть! Намеренно грубо он сказал:

— Отпустить тебя? Зачем? Чтобы ты, почувствовав свободу, снова вцепилась мне в глаза? Твои острые ногти — слишком опасное оружие, и его нужно обезвредить.

— Если бы я была уверена, что смогу выцарапать вам глаза, я обязательно попыталась бы сделать это, — с силой выпалила Алекса, резко вскинув голову. А затем, переведя дыхание, она продолжала голосом, в котором звучали горечь и отчаяние: — Но… Но поскольку вам удалось так ясно доказать мне, что я совершенно недостойна вашего… вашего…

А затем, к ее собственному ужасу, словно для того, чтобы еще больше унизить ее, Алекса почувствовала, что подобно тому, как несколько минут назад ее обуяла слепая ярость, полностью подавив ее волю и способность думать, так теперь ее захватила волна рыданий, которые с такой силой вырывались наружу, что она была не в состоянии остановить их.

Она рыдала так же громко и безудержно, как обиженный ребенок, она открывала рот, пытаясь выкрикнуть бессвязные обвинения и подавить рыдания, сотрясавшие ее тело. Слезы текли сплошным потоком из ее глаз и даже из носа. Николас изумленно смотрел на нее, никогда раньше ему не приходилось видеть ничего подобного.

Это не были те с трудом выжатые женские слезы, рассчитанные на то, чтобы смягчить сердце мужчины или вытянуть из него деньги. Он чувствовал, как тело ее содрогается от рыданий, она была похожа на маленькую лодку, попавшую в шторм и содрогающуюся от ударов гигантских волн. Даже тогда, когда он отпустил ее и отошел на несколько шагов назад, она поступила не так, как сделала бы любая другая женщина на ее месте, она даже не попыталась вытереть глаза и высморкать нос. Нет, только не это, Господи! Она продолжала стоять, почти бессознательно сцепив руки и раскачиваясь взад и вперед, как профессиональная плакальщица, а громкие рыдания превратились в злобный вой, который с каждой минутой становился все громче.

Черт ее побери! Что ее так внезапно расстроило? Почему она не делает ни малейшей попытки взять себя в руки? Она ведет себя, как капризный обиженный ребенок, который криком и слезами пытается добиться своего. Так вот что это такое! Ему однажды довелось видеть, как капризный мальчишка, сын подруги его матери, устроил почти такую же истерику: лежа на полу, он колотил ногами и кидался на всех, кто пытался приблизиться к нему, при этом он истошно визжал. Несомненно, то же самое вытворяет сейчас и она, она расшвыривает ногами песок, а ее вой и рыдания становятся все громче и все истеричнее. Он не будет терпеть это!

Сжав зубы, Николас грубо схватил ее за плечи и, резко встряхнув, почти прорычал:

— Прекрати этот чертов кошачий концерт сию же минуту, слышишь? Твои вспышки раздражения не доведут тебя до добра. Возьми себя в руки и немедленно успокойся, иначе я буду вынужден поступить с тобой, как с обычной истеричкой!

— А-а… а-а-а…

Он с отвращением подумал, не собирается ли она начать снова.

— А-а-а… не могу… оста… остановиться! — тяжело дыша, причитала Алекса. Ее голос опасно задрожал, это заставило Николаса убрать руки с ее плеч.

Что же ему теперь с ней делать? Ударить по лицу? Он бы так и сделал, если бы подсознательно не чувствовал, что это приведет лишь к новому всплеску рыданий. Если бы под рукой у него было ведро холодной воды, он с удовольствием окатил бы ее, как уже однажды проделал это с Фернандо, замученный криком этого маленького отродья; кстати, тогда результат не заставил себя ждать.

Холодная вода… Черт побери, он уже потерял всякое терпение с этим капризным, царапающимся созданием, которое стояло здесь, раздираемое отчаянием из-за того, что не смогло получить виконта. Если бы она устроила такое на корабле, он без малейших угрызений совести отдал бы приказ выкинуть ее за борт! Решительно Николас шагнул вперед и схватил Алексу так грубо и непочтительно, как будто это был просто тюк со старым тряпьем. Ему понадобилось сделать всего пять шагов, чтобы по пояс зайти в воду, при этом ему было абсолютно наплевать и на свои кожаные ботинки, и на сшитые у дорогого портного желтовато-коричневые брюки. Не говоря ни слова, он посмотрел вниз, чтобы убедиться, что зашел достаточно глубоко, и грубо бросил девушку в воду.

Это должно привести ее в чувство и послужить хорошим уроком на будущее! Николас мрачно повернулся и, не оборачиваясь, пошел к берегу. Ему действительно было все равно, утонет она или выплывет. Черт побери их всех — и Чарльза, и его беспокойных, излишне заботливых родителей! Чарльз ведь уже давно не наивный, неопытный мальчик, который нуждается в покровительстве и защите, и тем более ему уже не нужно, чтобы кто-то лез в его дела. Злясь на себя за то, что изменил своему ранее принятому решению не вмешиваться в отношения Чарльза и мисс Ховард, Николас обратил внимание на хлюпающий звук, который при каждом шаге издавали его ботинки. Естественно, он загубил их, так же как и свои новые брюки и прекрасную рубашку, подаренную ему его последней любовницей.

Выбравшись на берег, Николас осмотрел себя и, мрачно ухмыльнувшись, прорычал по-испански жуткую непристойность. Вновь услышав хлюпающий звук, который издавали его ботинки, он еще раз выругался. Черт побери, они чавкают при каждом шаге! Он стиснул зубы, вспомнив, сколько сил было положено на эти ботинки. Они были сделаны из чудеснейшей, наимягчайшей кожи и сшиты вручную мастером, широко известным по всей Европе. Это была его любимая обувь, не говоря уже о том, что ботинки были предметом зависти всех его друзей. Его брюки, его рубашку и даже его любовницу можно быстро и без проблем заменить, но такие ботинки… Николас еще больше помрачнел. Сидя на песке, он попытался снять обувь так, чтобы не испортить ее окончательно, но сделать это было довольно трудно. Ругаясь, с силой дергая себя за ногу, пытаясь снять ботинки, Николас не обращал внимания на всплески и бессвязные крики, которые раздавались со стороны океана. В конце концов, она больше не рыдала и не вопила, и даже если ему не удалось утопить ее, во всяком случае, соленая ванна остудит ее пыл и выведет из мерзкого настроения. Для этой маленькой злобной лисицы будет лучше, если она незаметно прокрадется к себе в нору и не будет больше попадаться ему на глаза!