Мистер Радж кивал и улыбался всем вокруг, выдавая официальную версию события:

– Это все жара, да-да. Тесновато здесь у них, в этом, как говорят, лучшем помещении. Жара и плохой воздух.

– Уж кто бы говорил насчет плохого воздуха, – обиделся за свой паб Седрик, – у вас у самих там черная дыра, в Калькутте вашей.

– Калькутта, – назидательно поправил его мистер Радж, – это не Цейлон. Она расположена на севере Индии, в прошлом фактория Ост-Индской компании и ныне преуспевающий город, а вовсе не черная дыра.

Элис Уинтерботтом в ответ на поношения миссис Браунлоу почему-то начала смеяться. Наверное, я был уже не в том возрасте, чтобы понять, что же такого веселого, такого отчаянно веселого в этой ситуации. Никто, похоже, не горел желанием вывести Джека на холод, и дело тут не в недостатке альтруизма, а в том, что закрытие близилось и надо было успеть выпить по последней.

– Оставьте его на месте, – сказал кто-то толстый и авторитетный, – опасно их двигать, когда они в отключке. Пусть сам очухается.

Так что капли с последних бокалов и рюмок оросили Джека Браунлоу и его коленопреклоненную супругу, умолявшую:

– Джек, отзовись. Ответь мне, любимый.

Чарли Уиттиер выглядел так, будто его вычерпали и смяли. Уинтерботтомша продолжала хихикать, но вскоре стало слышно, как ее смех смодулировал в рыдания, сквозь которые можно было различить слова: «Ох, Билли, Билли, зачем ты меня покинул?»

Из общего бара показались любопытные сверкающие очочки и открытый рот Селвина. А потом брякнул колокол. Мистер Радж сказал Элис:

– Не бойтесь, вам не придется идти домой в одиночестве. Для меня будет бесценной и совершенно платонической радостью сопровождать вас.

Элис снова расхохоталась. Тед заорал:

– Ну-ка, вы все, выкатывайтесь, а то полицейские машины тут прям за углом, нынче новый сержант дежурит, а он ублюдок еще тот, давайте-ка, голубчики мои, домов у вас, что ль, нету?

Джека Браунлоу водрузили на множество плеч, что твоего Гамлета в кино, а рыдающая миссис Браунлоу шла следом, словно безутешная вдовица. Тед прошептал мне, слегка благоухая кедром:

– Оставайся, голубчик, распробуем твои сигарочки.

Потом он переобнимал и перецеловал уходящих, и все мы вышли посмотреть, как Джека Браунлоу загружают в самый большой автомобиль – все, кроме Элис и мистера Раджа. Когда я возвратился, Элис уже плакала пристойно и тихо, а мистер Радж подумывал было заключить ее в утешительные объятия, но, улыбнувшись, поостерегся. Как я и предполагал, Элис оплакивала своего потерянного супруга. Мы с мистером Раджем глядели друг на друга, а руки наши безвольно болтались вдоль тела, словно пустые рукава.

– Ах, Билли, Билли, – всхлипывала Элис.

Пока мы оба стояли и ничего не делали – ни я, ни мистер Радж не осмеливались коснуться Английской Женщины, – Седрик вернулся из уборной и тут же всполошился.

– Ну вы оба даете, – сказал он, – не видите, что ли, как она расстроена?

И захлопотал вокруг Элис, утешая:

– Ну же, милая, не надо так переживать. У меня тут машина рядом, – и уволок ее, плачущую, на прощание бросив мистеру Раджу: – Воздух ему плохой, как же!

– Итак, мистер Денхэм, – сказал мистер Радж, – контакт установлен, если не в буквальном, то хотя бы в метафорическом смысле. Теперь вы пойдете к своему отцу, который, кажется, уже покинул паб. А я отправлюсь в свой гостиничный номер и проведу одинокую ночь под грохот железной дороги. Но вы можете прогуляться со мной до автобуса.

– Мне придется задержаться, – сказал я, с ужасом чувствуя, что простуда все явственнее дает о себе знать. – Я должен поговорить с Тедом Арденом. По делу, – прибавил я. На самом деле я хотел выпить рому – и как можно скорее, поскольку ром был моим личным средством от простуды, впрочем, довольно неэффективным, как и все прочие средства от простуды.

Вбежал суетливый Седрик:

– Она забыла свою сумочку, – сказал он, – я думаю, кое-кто должен тут немного помочь.

Он снова побежал к выходу, размахивая сумочкой.

– Передайте Теду, что я вернусь через пять минут, – сказал он.

Мистер Радж улыбнулся и сострил:

– И черная дыра вместе с вами.

Седрик проигнорировал его реплику, но дверью хлопнул знатно. Мистер Радж сказал:

– Значит, я пойду домой один. А как насчет завтра, мистер Денхэм? В котором часу мы встретимся?

– Завтра, – шмыгнул я носом, – я проведу в постели. Я чувствую, что серьезно заболеваю. И, – предупредил я, заметив, что мистер Радж готов стать моей сиделкой и выносить за мной судно, – лучше держитесь от меня подальше. А то подхватите заразу и будете по-настоящему страдать.

– Ради вас, мистер Денхэм, и пострадать не жалко.

Я застонал. Мистер Радж не сдавался – храбрый стойкий шоколадный солдатик. Я сказал:

– Английская простуда может роковым образом сказаться на обитателях тропиков.

Так что мистер Радж нехотя позволил мне проводить его к дверям, где Тед Арден доцеловывал последних заболтавшихся. После бесконечных пожеланий всяческих благ, изъявлений вечной дружбы, подобной цветущей пальме, благодарностей за этот чудесный вечер и за множество вечеров, которые еще предстоят, и надежд на счастливое будущее, мистер Радж откланялся. Крепкая, статная фигура тропического жителя в новом пальто и без шляпы удалилась в черноту зимней ночи.

– Чудно́й тип, вот что. Саданул Джека этого Браунлоу в самые яйчишки, тот и пикнуть не успел.

– Вы это видели?

– Тот сам напросился, голубчик мой. Я встрять не мог, так все быстро. Он это по-жентльменски сделал, взаправду. Но больше не надо, спасибочки. Не в моем пабе.

Пока мы – Селвин, Сесил и я – исполняли подённую работу, Тед колдовал с измерительными стержнями в погребе, а Вероники нигде не было видно, Сесил в своем осином тельнике рычал похабную песенку начала девятнадцатого века – о том, как моряки понаделали ублюдков в английском порту Роулендсон, а потом снова ушли в море, чтобы их вздернули на рее и протащили под килем. Внезапно Селвин перестал тереть посуду, уставился в пространство всеми тремя лицевыми дырами и произнес:

– Я его вижу, бистер. Вижу его башиду, ода уже тут. Остадавливается. Од выходит. Сборкает дос в платок. Вот од у заддей двери…

И конечно, вошел Седрик, засовывая носовой платок в карман, и сказал:

– Теперь-то с ней все будет хорошо. Чуток расстроена, но она справится.

Потом он поцокал языком, глядя на бокалы, что я протер, и принялся их перетирать заново. Тем временем вкрадчивые пальцы моей простуды проникали все глубже и уже начали щекотать мне бронхи. Я снова мучительно чихнул.

Вскоре мы все дружно пили ром, сладко дыша друг на друга, и курили сигары из Джафны.