Во вторник Максу нужно было пораньше выйти из дома, чтобы закупить продукты для дедушки. Ранний подъем дался ему с трудом, а тут еще дед, который тоже рассчитывал на личный отчет о поездке.

Часов в одиннадцать, когда родители и Елена давно ушли из дома, раздался телефонный звонок. Макс с раздражением взял трубку – не иначе звонит мать, чтобы продиктовать длиннющий список необходимых покупок.

– Слушай внимательно, у меня мало времени, – прозвучал голос Фалько. – Мне недолго оставаться одному в комнате. Что ты сказал полиции?

– Ничего, так как они меня не спрашивали, – ответил Макс. – Я только вчера вернулся из Берлина.

– Тогда почему они говорят о вымогательстве и шантаже?

– Без понятия.

– Так утверждают твои родители. Что вообще им известно обо мне?

– До сих пор и они ничего не знали, но в скором времени…

Фалько тяжело вздохнул:

– Вчера меня кое-как заштопали. Чертовски было больно, а эти чертовы анальгетики не действуют. Попробуй-ка звонить с мобильного одной левой! Скажи родителям, что мы друзья и что я заходил тебя повидать…

– О дружбе пока и речи не идет, – ответил Макс.

– Называй как хочешь, но сделай, как я сказал! Понятно, что за это можешь рассчитывать на компенсацию.

– Это были краденые часы, новенькие, с ценниками, а вовсе не наследство!

– Откуда тебе про это знать? Моя бабушка держала часовой магазин!

– Довольно, Фалько. Если ты еще раз заведешь разговор про свою бабушку, я вспомню, что тебя зовут Хорст! А деньги раз и навсегда выброси из головы, – выпалил Макс, собрав воедино все мужество.

Макс попал в самую точку! Фалько не догадывался, что Максу известно его настоящее имя. Но и выставлять себя дураком ему тем более не хотелось. И злодей перешел на резкий язвительный тон:

– Если ты это так видишь, то и я могу начать говорить по-другому. Ты, наверное, еще помнишь Пита Булля? Я попрошу его…

Разговор внезапно прервался. Видимо, в комнату кто-то вошел.

Макс признался возлюбленной во всем, кроме одной важной детали. Главным образом потому, что, к сожалению, что у него самого совесть была нечиста. Если он во всем признается отцу и уважаемому господину Мельфу, то придется открыть, что он выплачивал Фалько деньги из дедовских сбережений – от страха перед грубой физической расправой. Способна ли полиция защитить его от Пита Булля и ему подобных?

В любом случае родители узнают не только о том, что он обманул доверие деда, но и о подлой краже денег из сейфа в дедовском доме в Доссенхайме. А если они под таким углом выложат факты деду, то о будущих денежных подарках можно будет забыть навсегда. Не исключено, что родители вышвырнут его из дома. И Макс повторит отцовскую судьбу. Вот тогда и поглядим, как он выкрутится без гроша в кармане.

Однако его занимал и другой вопрос: насколько надежным другом была Йенни? До настоящего времени она не хотела, чтобы его родители и тем более ее начальница узнали об их отношениях. Она даже с сестры взяла обещание не проболтаться. К счастью, Мицци живет далеко, и ей будет нетрудно помалкивать.

Надо ли говорить дедушке, что он ездил в Берлин с Йенни? Старик хоть и с пониманием относился к амурным делам внука, но чего доброго мог не удержаться от парочки пикантных замечаний, например своей любимице Елене. Йенни это было бы неприятно.

К тому же Максу было бы любопытно, когда и как долго Йенни была с Фалько, и есть ли у этого типа еще какие-то права на нее. В конце концов Фалько был женат, у него есть сын. Знала ли она об этом? Стоило Максу только подумать, что этот подлец хотел принудить Йенни к занятию проституцией, как все его нутро начинало пылать святой ненавистью. За проступок, виновником которого однозначно был Фалько, бедная Йенни подверглась наказанию для несовершеннолетних преступников. Хотелось верить, что это не было связано с его проектом «Соколиное гнездо».

Макс сидел в трусах на краешке кровати и, погрузившись в мысли, что-то рисовал синим фломастером у себя на голом, почти без растительности бедре. В результате вышла дикая татуировка в стиле уличных граффити: летучая мышь, кометы, одуванчики и НЛО – все они искусно сплетались в одно целое. Этот сюжет он нарисовал еще в школе в тетрадке по математике – от скуки. Почему бы не стать татуировщиком? Сокол на спине Йенни сделан убого и топорно, Макс нарисовал бы в три раза лучше. Может быть, он зарабатывал бы этим побольше, чем санитар по уходу за престарелыми.

Интересно, что Йенни о нем думает? Считает ли она в порядке вещей, что родители оплачивают все его потребности, и у него, по-видимому, всегда достаточно денег в личном распоряжении, чтобы заткнуть глотку какому-то там Хорсту Мюллеру? Макс рассказал, что Фалько каждый месяц требует от него по четыреста евро. Находит ли она нормальным, что он выкладывает эту сумму без проблем? Держит ли она его втайне за ленивого неудачника и труса? Как бы то ни было, он ухаживает за дедушкой, а кому, как ни Йенни, знать, какой это изнурительный труд.

Между тем запросы старика росли день ото дня. Теперь он пожелал, чтобы Макс привез из его дома в Доссенхайме написанную маслом большую картину и зеленый садовый стульчик для балкона. Удивительно, как положительно на дедушку действовала весна: с каждым днем он становился все подвижнее и как-то раз, стоя на балконе, выкурил половину сигары. С тех пор, как он стал чаще покидать свое основное место, кровообращение в руках и ногах восстанавливалось, и по ним растекалось приятное тепло. Намедни Вилли Кнобель удивил всех тем, что заказал букет тюльпанов, причем, не обыкновенных белых или желтых, а коралловых. Другим сюрпризом для окружающих стала покупка дорогой туалетной воды, рекламу которой он видел по телевизору и где утверждалось, что она обладает ярко выраженным мужским ароматом.

В комнате старика отныне висел не запах мокрой собаки, а витал дух парфюма, дорогого пряного табака и тонкий аромат цветов, проникавший из окрестных садов через открытую балконную дверь. По радио дедушка слушал уже не только новости, но частенько искал песни.

– Это из «Вольного стрелка»[53], – пояснил он вошедшему Максу. – Помнишь эту арию?

Макс радушно кивнул, хотя и понятия не имел, какой такой «стрелок».

– Итальянская, да? – спросил он, так как знал, что большую часть опер написали итальянцы.

Старик в ответ печально покачал головой.

– Чему вас только сегодня учат в школе? Ни латыни не знаете, ни грамматики, ни немецких опер эпохи романтизма. Парень, у тебя серьезные пробелы в образовании. Vita brevis, ars longa! Жизнь коротка, искусство вечно…

О чем он говорит, подумал Макс, в девятнадцать лет все еще впереди.

Май в том году выдался особенно прекрасным, природа нежилась в лучах солнца, щедро благословлявшего ее теплом и светом с высоты прозрачного неба. Старик стоял на балконе, опершись о костыли, и втягивал носом свежий воздух – уже не холодный, но еще и не теплый. Он раздумывал, не бросить ли ему курить.