Вечер в провонявшей потом, водочным перегаром и грязными мужскими носками рабочей общаге прошел, можно сказать, впустую. Был только один намек, оброненный вскользь Иваном, который по неизвестной причине взялся покровительствовать Глебу.

Так вот, когда в очередной раз встал вопрос, кому идти за добавкой, и Глеб полез в карман за бумажником, Иван удержал его, пьяно ухмыляясь: "Успокойся, браток, а то до получки не дотянешь. Тут все при деньгах, Виктор Иваныч никого не обидел. Душевный он мужик, даром что архитектор..."

Глеб спросил, что это за Иваныч такой, но тут между ним и Иваном, как темный айсберг, вдвинулся мрачный и, кажется, совершенно трезвый бригадир, оттолкнул Ивана похожей на совковую лопату ладонью и басовито прогудел, с осуждением глядя на него сверху вниз: "Язык укороти, трепло рыжее. Его эти дела не касаются. Сходи лучше за горючим, раз такой богатый. Да смотри там, по кумполу не схлопочи, как Михалыч, а то бренчишь, как ботало коровье..."

И все. Больше Глебу не удалось добиться от них ни единого слова, сколько он ни пытался направить разговор в нужное русло, сколько ни заговаривал о каких-то мифических "старых объектах", где он якобы работал до своего появления в бригаде. Его слушали, пьяно кивая головами, сочувственно цокали языками, когда он плел небылицы, но на вопрос, где они сами работали прежде, какой объект возводили, отвечали расплывчато: "Да так, у одного... По мелочи, в общем, забор строили..." В конце концов Глеб прекратил расспросы, поймав на себе косей, исподлобья взгляд бригадира.

Вспомнив этот взгляд, Сиверов потряс головой, разгоняя алкогольный туман, и, чтобы сосредоточиться, закурил сигарету, дешевую, без фильтра, – Сиверов не выходил из образа. Она отчаянно воняла паленой веревкой, от нее драло горло, щипало язык, а на губах оставался коричневый клейкий налет – смола. После второй затяжки Глеб выбросил сигарету в колодец ливневой канализации, крепко вытер губы тыльной стороной ладони и подумал, что с этим надо что-то делать: в таком состоянии он, пожалуй, имел верный шанс разделить незавидную участь Льва Валерьяновича Григоровича. К тому же дома его ждала Ирина. Она повидала мужа всяким, но таким еще не видела.

Глеб заглянул в аптеку и, старательно игнорируя неодобрительный взгляд пожилой провизорши, приобрел пузырек нашатырного спирта. В киоске возле станции метро он купил бутылку питьевой воды без газа, накапал туда нашатыря, старательно взболтал и, заранее кривясь, залпом выпил эту отраву.

Нашатырь ударил в нос, как кувалда. Спустя секунду он добрался до мозга и потек, заструился по извилинам, вымывая из них пьяную муть. На короткое время Глеб превратился в воздушный шарик, наполненный ледяным зловонием; он стоял за киоском, часто, как усталый пес, дыша широко открытым ртом, и думал, не переборщил ли по неопытности с нашатырем, но вскоре все прошло. Он был трезв – ну, или почти трезв.

В другом киоске купил пачку дешевого чая, вскрыл ее, сунул в рот щепоть сухих листьев и принялся старательно жевать. Так он вошел в метро, погрузился в вагон и без приключений добрался до своей станции. Ему пришло в голову, что в таком состоянии лучше переночевать в конспиративной квартире, но ему нужно было кое о чем спросить Ирину. Кроме того, он соскучился, и это окончательно решило дело.

Перед дверью подъезда Глеб заправился очередной порцией сухой заварки, а остальное выбросил в урну. Жевать чай было противно, но не намного противнее, чем курить "Приму". Сиверову казалось, что от него за версту разит дешевым табаком и хозяйственным мылом, он был себе противен и чувствовал себя вконец опустившимся. "И это за один день, – подумал он, входя в лифт. – Черт, а если бы всю жизнь так?"

Ирина встретила его в прихожей и обняла, окутав запахом своих – и, конечно, его – любимых духов. Глеб пытался оттянуть неизбежное объяснение, пряча лицо у нее в волосах.

– Что это с тобой? – спросила она с веселым удивлением. – Чем это от тебя пахнет?

– Пролетариатом, – честно, без утайки ответил Глеб. – Отечественными сигаретами, хозяйственным мылом, цементной пылью и трудовым потом...

– Насчет пота не знаю, – с сомнением произнесла Ирина, пытливо вглядываясь в его лицо, – но вот нашатырем от тебя, извини, разит на всю прихожую.

"Ерундовая была заварка, – мысленно констатировал Глеб. – А реклама-то, реклама!.. Эх! Надо было брать что подороже..."

– Послушай, – сказала Ирина, – да ведь ты, приятель, пьян! Или я не угадала?

– Угадала, – вздохнул Глеб. – Но ты должна оценить по достоинству мое старание хотя бы выглядеть тревз... трезвым. И имей в виду, с сегодняшнего дня мы начинаем бесхитростную жизнь простой российской семьи.

– Это как же? – с любопытством спросила Ирина.

Похоже было на то, что она находит ситуацию чертовски забавной.

– Очень порет... просто, – сказал Глеб. Язык слушался плохо – одеревенел из-за этого дурацкого чая. – Как в анекдоте. Приходит муж с работы пьяный, а жена его встречает... Кстати! – обрадовался он. – Поздравь меня! Мы с тобой теперь коллеги! Ты проектируешь – я строю, ты опять проектируешь – я все время строю... Здорово, да?

– Ой-ой-ой, – сказала Ирина, по-бабьи подперев щеку ладонью. – Ступайте-ка в душ, коллега, а я пока кофе сварю.

– Мне, пожалуйста; ведро, – попросил Глеб, направляясь в сторону ванной. – И покрепче!

– Само собой, – сказала Ирина.

Четверть часа спустя освеженный, закутанный в халат, благоухающий Глеб Сиверов сидел на кухне и, обжигаясь, прихлебывал горячий кофе из большой фаянсовой кружки. Ирина сидела напротив, разглядывая его с нескрываемым любопытством.

– Извини, – ответил он на ее безмолвный вопрос, – так получилось. Такая дурацкая работа: все время приходится делать то, чего нормальные люди не делают.

– Да нет, нормальные люди как раз частенько такое делают, – заметила Ирина. – А что это ты такое плел насчет простой бесхитростной жизни? В коллеги набивался...

Глеб затряс головой.

– Уже набился! Не веришь? На, полюбуйся!

Он протянул через стол свои стертые до мяса ладони. Ирина испуганно отшатнулась.

– Господи! Это что такое?!

– Это руки обычного российского плотника-бетонщика после первого рабочего дня, – торжественно объявил Глеб. – Я, видишь ли, решил начать честную трудовую жизнь и зарабатывать хлеб свой в поте лица своего... И это, скажу я тебе, оказалось не просто! Как говорится, лентяй за дело – мозоль за тело.

– Что ты несешь? Перестань паясничать, говори толком. Какой еще плотник, какой бетонщик? Погоди, я сейчас перевяжу...

– Глупости, – отмахнулся Глеб. – Заживет как на собаке. Я же говорю: такая вот дурацкая у меня работа. Самому смешно, ей-богу. Я не паясничаю, я действительно устроился работать на стройку. Пришлось, понимаешь ли... И соответственно отметил первый рабочий день в кругу любимых коллег – тоже, как ты догадываешься, пришлось.