26 мая австрийские газеты известили жителей Вены о помощи Советского Союза. Газета «Neues sterreich» в передовой статье под заголовком «Советский Союз помогает Австрии» писала: «Забота о хлебе насущном благодаря помощи Правительства Советского Союза разом снята со всех нас… Это свидетельство неиссякаемой жизненной силы русского народа, но это также свидетельство дружеских чувств русского народа к австрийскому, ибо такая помощь означает жертву для самой России».

Макаров и Ермолин, передавая по ВЧ из Вены точные сведения о движении продовольствия, в частности сообщали: «Вчера и сегодня население, узнав о помощи, о новых нормах, собиралось к районным комендатурам для выражения благодарности».

Продовольственная помощь оказывалась нами тогда и другим странам, в ней нуждающимся.

Например, постановлением ГКО от 26 мая 1945 г. «Об обеспечении продовольствием населения г. Праги» Военный совет 1-го Украинского фронта, во главе которого стоял Конев, обязывался обеспечить выдачу населению города Праги с 5 июня с.г. хлеба 400–500 г, 30 г крупы в среднем на человека в день, соли 400 г на человека в месяц, разработать совместно с представителями чехословацкого правительства дифференцированные нормы снабжения для населения.

19 июня было принято постановление ГКО об обеспечении продовольствием населения Будапешта. Для проведения в жизнь этого постановления в Будапешт был командирован начальник Управления продовольственного снабжения Главного интендантского управления Советской Армии Павлов. 26 июня 1945 г. он сообщал: «Ваше задание о введении новых норм снабжения в г. Будапеште выполнено. Бургомистру города передано: зерна 3 тыс. т, сахара 1 тыс. т, соли 960 т и 250 грузовых автомашин. Остальное зерно и мясо (скот) будут переданы городу до 10 июля в сроки по согласованию с бургомистром города».

Выдача продовольствия для населения г. Будапешта по новым нормам снабжения началась с 25 июня с.г., то есть в срок, установленный постановлением ГКО.

Выдача продовольствия по новым нормам сказалась на снижении цен на черном рынке.

С первых дней окончания боев в освобожденном нами Берлине выяснилось, что населению города угрожает настоящий голод. Убедившись после 2 мая 1945 г., что бои кончились, они вместе с детьми выходили из подвалов, часто расчищая себе путь через рухнувшие стены домов, искали продовольствие, которого не было. Тогда советские солдаты по своей инициативе стали кормить их из своих полевых кухонь. Но постепенно оказалось, что жителей было несколько сот тысяч, несмотря на массовый исход из города к концу войны. Солдатские кухни и рационы уже не давали возможности всех их накормить. Об этом было сообщено мне в Москву. 10 мая 1945 г. я вылетел в Берлин для решения этой проблемы. На аэродроме меня встречал Г. К. Жуков. Со мной были Хрулев, Семичастнов и некоторые другие.

Я имел полномочия выделить достаточное количество продовольствия, чтобы снабжать им население Берлина до тех пор, пока сельское хозяйство советской зоны оккупации не начнет нормальное снабжение своей столицы. Вместе с Жуковым мы решили возложить конкретную работу по распределению продовольствия на создаваемую нами местную администрацию. Помню, я выступал на собрании немцев, приглашенных нами для участия в этой администрации. Многие чувствовали себя неуверенно, не зная, чего ожидать от победителей. С большим удовлетворением они услышали, что нашей общей целью в тот момент было наладить нормальную жизнь города, восстановить срочно работу водопровода, канализации, электростанций и, конечно, в первую очередь – обеспечить жителей питанием. Все это было достигнуто в самые сжатые сроки благодаря нашей помощи и четкой работе немцев, привлеченных к восстановительным работам и к бесплатному распределению продовольствия.

* * *

В первых числах сентября 1945 г. мне позвонил Сталин и попросил зайти к нему. Когда я пришел, он, как обычно, только кивнул в знак приветствия: с близкими людьми, с которыми ему часто приходилось встречаться, он за руку не здоровался.

Мне казалось, что я предвидел, о каких делах пойдет речь, но то, что Сталин сказал, никак не входило в круг моих предположений – «Ты мог бы полететь на Дальний Восток?» И, не дожидаясь ответа, продолжил – «Меня интересует, как наше командование налаживает жизнь в южной части Сахалина и на Курильских островах. Как они обходятся там с японцами? Нет ли жалоб у местного населения? Посмотри порты, предприятия, железные дороги: что они сегодня могут дать нашему народному хозяйству? Какие там есть бухты, пригодные для морского дела, для флота? Съезди заодно и на Камчатку, узнай, как там идут дела. Сейчас на Дальнем Востоке путина – заготавливается красная икра. Проследи, чтобы ее хранение и вывоз были хорошо организованы. О своих впечатлениях сообщай каждый день подробно, шифровками». И еще раз повторил: «Обязательно каждый день. Не пропуская». Походил по комнате: «Ну как, полетишь?» – «Если ЦК решит, конечно», – ответил я.

Это было около двух часов дня. Сталин не спросил меня, когда я вылечу, но зная его нетерпение к выполнению порученного дела, которое особенно сильно проявлялось у него в последние годы жизни, я поспешил к себе, чтобы поскорее решить самые неотложные дела.

По опыту я уже хорошо знал, что все дела закончить невозможно, тем более что каждый час возникают новые и новые. Поэтому я тут же вызвал к себе наркомов, которыми руководил в Совнаркоме. Поговорил с каждым о делах, находящихся на рассмотрении. А так как я работал со всеми ними много лет, то никаких речей мне произносить не приходилось, мы понимали друг друга с полуслова.

Затем заехал во Внешторг, где по совместительству был наркомом, и там тоже тратить слов не надо было.

Около десяти часов вечера заехал к Сталину и сказал ему, что вылетаю в час ночи. «Сегодня?» – «Сегодня. Хотя это будет уже завтра». Он ничего не ответил, но я почувствовал, что он доволен такой оперативностью.

Я знал, что Сталин всегда уделял Дальнему Востоку большое внимание, хотя сам никогда там не был. Впрочем, на Сахалине и на Камчатке не был никто из членов правительства. К сожалению, и я летел туда первый раз в жизни, хотя к тому времени почти два десятка лет, с тех пор как в 1926 г. меня назначили наркомом внутренней и внешней торговли, я часто занимался проблемами, связанными с Дальним Востоком. Поэтому мне казалось, что я лечу в край хорошо известный, и знакомство с новым ожидает меня только в южной части Сахалина и на Курильских островах, только что возвращенных нам.

15 сентября, после небольших остановок в Омске, Красноярске и Чите, мы прибыли в Хабаровск, в штаб Василевского, который как представитель Ставки Верховного Главнокомандования осуществлял до этого руководство военными действиями. Василевского я знал еще до войны, и особенно часто мы встречались во время войны. Он мне нравился как человек интеллигентный, глубоко партийный. Всегда мне было приятно видеть, как скромно он держится. И в то же время я хорошо знал, как горячо он умеет отстаивать интересы порученного ему дела!

Василевский рассказал мне о тамошних условиях, посетовав на то, что военным, не имеющим опыта гражданского управления, да еще не знающим японского языка местного населения, приходится переживать на Южном Сахалине и на Курильских островах много трудностей.