— Значит, поговорим о разводе. Макс, дашь ключи, пожалуйста? — Бродяга получил желаемое, открыл переднюю пассажирскую дверь, как бы приглашая Ксюшу сесть… А она засомневалась. Не будут они о разводе говорить, а если и будут — совсем не в том ключе, на который она рассчитывала. — Садись, Принцесса, пожалуйста…

Тихомиров был не из тех, у кого в лексиконе слово «пожалуйста» мелькает тут и там… Просил он редко. Очень редко…

— Только о разводе, Тихомиров, — сказала, наверное, больше для своего успокоения… Села, вздрогнула, когда он ее дверь захлопнул, успела сделать пару глубоких вдохов, пока автомобиль обходил, зажегся экран на телефоне, который в руках держала: «Ну ты даешь, Ксения Игоревна… Держись…», видимо, Кристина не успела уехать… Или не захотела — решила досмотреть шоу.

Ксюша же спрятала телефон в сумочку, сжалась вся, когда Бродяга сел на место водителя, захлопнул уже свою дверь, все в салоне зачем-то заблокировал, завел… Глянул на нее мельком, вырулил.

Она же… К окну отвернулась, снова, как когда-то щеку закусывая, потому что…

Его запах тут же заполнил весь ее воздух. Так, как она мечтала, пока думала, что ее Бродяга мертв…

* * *

Минут пять они ехали молча. До офиса — не больше пятнадцати. Ксюша даже успела немного обрадоваться тому, что может обойтись и вовсе без разговоров… И взглядов… И касаний.

Во всяком случае, пока Бродяга держался.

Вел машину, смотрел в лобовое, если и отвлекался — то только на то, чтобы скидывать раз за разом звонки…

Деловая колбаса. Только вернулся… И сразу нырнул в свои бесконечные телефонные разговоры, встречи, дела…

Отделался парой слов по типу: «Это была вынужденная мера в целях обеспечения безопасности. Комментировать не могу — тайна следствия». И всем хватило.

Кажется, всем… Кроме нее.

— Значит, о разводе? — от звуков его голоса по телу мурашки пошли… Хорошо, что во дворе конец января и под одеждой не видно, как прозрачные волоски на руках поднимаются.

— Только о нем. — Ксюша ответила, гордясь собой за то, как прозвучали слова — спокойно и уверено.

— Я его не дам, — на сей раз, в отличие от того разговора в ее кабинете, когда ворвался и стал прессовать, он говорил уже спокойно… Даже будто шутя. Во всяком случае, с улыбкой на устах. И это разозлило. Ему весело… Он так просто может сам себя рассмешить. Жаль, что у нее так больше не получается.

— Это просто затянет процесс, но результат будет один. Развод, — ответила, окидывая мужа вроде как презрительным взглядом. Можно одновременно любить до состояния, когда скулы сводит, и презирать? Легко.

— Мы не разведемся, Ксень. Ты меня знаешь…

— А ты знаешь меня. И я тебе не уступаю… Если хочу, — она вздернула подбородок, тем самым пытаясь себя же подбодрить.

— Но ты же не хочешь… — Бродяга только мельком взглядом по ее лицу скользнул, а у нее уже сердце сжалось и закровоточило. У него во взгляде боль… И у нее боль… Но это ведь не она затеяла идиотскую игру. Не она заставила страдать. Не она пыталась еще больней сделать, сознательно причем.

— Я хочу, чтобы это все быстрей закончилось.

— «Это все» — это наш брак?

— Да. Я хочу учиться жить без тебя. С живым тобой… Но без тебя.

— Зачем, Ксень? Зачем тебе учиться жить с живым мной, но без меня? Может ты попробуешь…

— Нет, я не буду ничего пробовать.

Тихомирова ответила так жестко, как только могла, за что получила еще один — теперь тяжелый — взгляд мужа. А потом тишину… Добрых три минуты тишины… Пока он не свернул «не туда».

Тут же телефон снова завибрировал.

— Алло, Макс, — пауза. — Да. Я знаю, что офис в другую сторону, — хмыкнул. — Да, я понимаю, что вам легче следовать, понимая маршрут. Но маршрута нет. Мы с Ксенией Игоревной катаемся… — скинул, взгляд скосил на жену. Она лишь фыркнула, отворачиваясь к окну…

Устраивать сцен не собиралась. Если он думал, что стоит прокатить ее с ветерком, поуговаривать немного, и все проблемы вдруг пропадут — ошибался. Обида была слишком глубокой. Непонимание — всепоглощающим. А главное… Ксюша даже вопросы задавать не хотела. Уверена была — ответы лишь сильнее ударят.

— Я хотел, чтобы тебе было легче… Пытался…

Лучше бы молчал. Ксюша язык прикусила, чтобы не попросить заткнуться, хотя… Может стоило бы попросить?

— Попросил Макса сказать тебе, что был не один.

— Придурок, — не выдержала. Не сказала даже, выплюнула, потом к нему повернулась, зашипела практически. — Ты специально придумал эту сраную любовницу, чтобы мне легче было? У тебя мозг есть вообще? Какое к черту легче? Да на меня со всех сторон смотрели, как на больную! Муж трахал кого-то… угорел… а она тоскует… В этом был твой план?

Бродяга не сразу ответил. Они проехали еще около сотни метров, потом в карман завернули. Он ремень отстегнул, повернулся к ней.

— Бей, — сказал, глядя в глаза. — Бей, Ксень. Знаю, что заслужил…

И она занесла руку, уже даже почти почувствовала, как ладонь его щеки касается, понимала, что потом начнет по груди колотить, разрыдается, изольет душу… И не хотела.

Опустила, глянула зло…

— Ты заслужил исчезнуть из моей жизни, Тихомиров, а не отделаться пощечиной.

— Может, заслужил… Но этого не будет.

— Ведешь себя, как…

— Придурок?

— Бешеный Бродяга, — Ксюша вроде бы презрительно бросила, Иван же улыбнулся, по-шальному немного, потом все быстро произошло… Настолько, что Ксюша при всем желании увернуться не смогла бы. Тихомиров схватил ее за руку, к себе потянул, его губы четко мочку уха нашли, зубами прикусил сначала… И будто разрядом по всему телу, потом, то и дело кожу задевая, зашептал:

— Я делал то, что должен был делать, чтобы ты не хоронила меня по-настоящему и навсегда. Подумай об этом, Принцесса. И вопросы подготовь. Я готов говорить. Слышишь? Готов. Потому что я сдыхаю. Без тебя просто сдыхаю. Полгода, Ксень, сдыхаю. Ты не одна такая…

Так же резко оторвался, пристегнулся, дальше поехал, молча… Храня спокойствие на лице, делая вид, что не видит, что у нее руки трясутся и дыхание слишком частое и громкое.

* * *

Следующая попытка поговорить произошла уже после того, как они заехали в подземный паркинг, предварительно хорошенечко попетляв по улицам Киева.

— Я не претендую на имущество, Вань, просто… Отпусти меня. Поверь, ничего не получится. Я рада, что ты жив. Я даже не хочу, чтобы ты извинялся за то, через что мне пришлось пройти. Наверное, иначе было нельзя. Но… Я не смогу жить с тобой. Тому есть несколько причин, но главная… Я больше не могу тебе доверять.

Ксюша сказала, глядя перед собой. К тому моменту уже успокоились и руки, и дыхание, и голос. Вернулась трезвость мыслей и дискомфорт. Пожалуй, самый печальный в ее жизни дискомфорт из-за необходимости находиться рядом с любимым Ванечкой.