— Не откдывайте окод, бадодесса, особедо дочью! И молитесь!

Пока я с открытым ртом переводила то, что она сказала, девица испарилась. Почему это я не должна открывать окон ночью, да еще и молиться при этом? Я тщательно обследовала комнату на предмет всяких серебряных и защитных вещичек и была приятно поражена качеством работы. Слуги, наверное, перетаскали все фамильное серебро Маленбергов и сперли всю святую воду из церкви, чтобы украсить мою комнату. Тут прямо какой-то кружок дизайнеров-оформистов с религиозно-мистическим уклоном. А как симметрично они натыкали серебряных вилочек по всему периметру подоконника да еще и зубчиками вверх. Прямо душа радуется! Наверно, не менее часа ковырялись, народные умельцы хреновы… Я представила, что будет, если ко мне в комнату зайдет граф или графиня и обнаружат, что весь их столовый прибор авангардно украшает мою комнату. Да графиня из меня сделает живую мишень и закидает этими самыми вилочками. (Живое воображение меня опять не подвело и резво нарисовало картинку с разъяренной графиней на заднем плане, несущейся за мной. В руках у нее был громадный тесак… Конечно, мое воображение право, как всегда — не стоило ожидать, что мадам Маленберг ограничится миниатюрными вилками и ложками…)

Я села на сырую кровать, предварительно стряхнув с нее две серебряные монеты с изображением креста. Передо мной стоял стол, уставленный многочисленными блюдами с едой. При виде такого количества халявного угощения я приободрилась и, выковыряв из столешницы вилку с ножом, принялась за еду. Половина блюд были рыбными, чего и следовало ожидать, находясь в Швеции. Я нагло распатронила осетра, а лосося оставила страдающему Джеральду. Воспоминание о голодном студенте испортило мне аппетит, и я безо всякого удовольствия съела кусочек мяса, запив его вином. Одновременно я прикидывала, как доставить провиант Джеральду. А, ладно, свалю еду в скатерть, в животе все равно все перемешается. По комнате разлился мягкий свет, и передо мной предстал Ула, красивый, как источник постоянного напряжения. Я с удивлением отметила перемены в одежде — он был замотан в симпатичную белую тряпочку из струящегося шелка.

— Оу! — сказала я, подражая Джеральду. — Что, наверху сменился дежурный модельер? Или Борюська Моисеев ненароком помер (не хотелось бы, конечно!) и нанялся вам униформу шить?

Ула удивленно оглядел свой наряд и пожал плечами:

— Ни то, ни другое. Это официальный наряд Помощников. Сегодня на оперативке высшие чины сидели — вот и пришлось надеть. А что, тебе не нравится?

— Нет, что ты, — вежливо ответила я, — смотрится очень… эротично. И мне нравятся твои голые коленки. У мужчин редко бывают красивые коленки, так что можешь всегда щеголять в таком прикиде, доставишь мне эстетическое удовольствие. — Умудренная жизнью бабушка моей подруги, прошедшая ухе огонь, воду, медные трубы и сто метров канализации, учила меня, что не надо акцентировать внимание на том, как мужчина одет. Иначе можно развить у него комплексы. “Лучше похвали его уши”, — поучительно изрекала бабуля, выпуская клубы дыма из коротенькой трубки и прикладываясь к рюмке с дорогим французским коньяком. Поскольку уши Улы были скрыты за трогательными колечками кудрей, я похвалила первое, что попалось мне на глаза, — его блестящие коленки.

Ула слегка обалдел от таких комплиментов, одернул юбочку и подлетел ко мне с ответной речью:

— Ты все-таки очень хорошая, — пряча глазки и заливаясь ярким румянцем, признался он, — особенно когда не хочешь бросить в меня чем-нибудь тяжелым.

Я энергично закивала головой, дожевывая булочку:

— Мама всегда говорила, что я похожа на ангела, когда сплю зубами к стеночке. Но покончим с сантиментами и перейдем к делу. Ты, наверное, хочешь сообщить мне что-то новое и интересное?

— Ну-у почти, — пококетничал Ула и тотчас же перешел на серьезный тон. — Я принес тебе кое-что. Это должно помочь тебе в этой жизни, потому что здесь тебя ожидает большая опасность. Я посовещался с начальством, и они одобрили мою идею…

— Постой, постой! Какая еще опасность? — завопила я. — Ну-ка быстро колись!

Рыжик затравленно оглядел комнату:

— Чем колоться? Это что новая пытка?

— Ты прямо как нерусский, — попеняла ему я. — В смысле, рассказывай все, что знаешь, иначе я прибегну к жесткому диалогу посредством ножа и вилки. Все равно этого добра у меня хватает.

— Не могу, — понурился Ула. — Рассказывать запрещено, иначе нарушится естественный ход вещей. Но у меня есть то, что тебе поможет, — он вытащил откуда-то из складочек юбки маленький пузырек зеленого стекла и протянул мне.

— И что мне с этим делать? — растерянно спросила я, вертя склянку в руках. — Это что, новый психотропный препарат? Я должна вколоть его графу, чтобы тот рассказал мне обо всех своих грехах, вплоть до того, как он оплевал сутану священника в воскресной школе?

— Нет-нет, ты должна выпить это сама, — порадовал меня Ула. — Это зелье поможет тебе вернуть некоторые качества, которые были присущи Ред. Я имею в виду ясновидение и кое-что другое. Так у тебя будет больше шансов избежать опасности.

Я выдернула пробку и понюхала жидкость. Ну, это конечно не “Мадам Клико”, но пахнет весьма интригующе. У нас в кабинете химии так пахла серная кислота, безбожно разбавленная хлорированной водой из-под крана.

— Мне точно надо это пить? — жалобно спросила я. — Я ведь и так не подарок, а если выпью это, то раздолбаю подчистую все поместье, сделаю графа седым красивым бальзамированным без наркоза трупом, а графиня проведет остаток дней в женском монастыре кармелиток, вышивая крестиком и проводя теологические беседы с провинившимися монашками. Неужели тебе их не жалко?

Ула изящно дернул плечиком:

— Знаешь, если ты это не выпьешь, то боюсь, что графиня сделает из тебя коврик для вытирания ног с эксклюзивной вышивкой люрексом из твоих чудных волос.

Я поежилась:

— Да ты просто гестаповец какой-то! Это ж надо такое придумать… Видно, придется пить эту гадость, — и, зажмурившись, я глотнула настойки из пузырька…

Вы когда-нибудь пили ёрш на школьной дискотеке, разбавленный контрабандной жидкостью для мытья окон из подсобки уборщицы и неприкосновенным запасом брюквенного самогона, который учитель ОБЖ заныкал для популярного объяснения последствий алкогольного отравления? Нет? Я тоже. Вот уж не думала, что доведется попробовать…

После того как я пригладила вставшие дыбом волосы и убедилась, что глаза мои до сих пор находятся там, где нужно, а не висят, укоризненно помаргивая, на литом чугунном подсвечнике, я смогла, наконец, перевести дух и без сил распласталась на кровати. Надо мной склонилось перепуганное личико моего Помощника, бело-зеленое, выгодно оттеняющее его хламиду.

— Да это ударяет крепче прокисшего советского детского питания, восемьдесят копеек банка, — прохрипела я, когда смогла вразумительно изъясняться. И с чего это я вспомнила золотое детство? И вообще, детское питание я очень любила. Оно необычайно оригинально смотрелось на стенах кухни и мамином халате, полностью удовлетворяя мои запросы по декору и цветовому решению обоев…