— Какие ещё контрудары, что за чепуха? — с недоумением воскликнул Сталин. — Как вы могли додуматься — сдавать врагу Киев?

На лице Жукова, грубо оборванного посередине тщательно продуманного доклада, отразилось желание послать кое-кого подальше, как месяц назад. Однако «посылать» Верховного Главнокомандующего он не мог. Но и молчать не мог:

— Если вы считаете, что я, как начальник Генерального штаба, способен только чепуху молоть, тогда мне здесь делать нечего! — он на секунду замолчал, будто сглатывая что-то, а Сталин между тем отметил особенности подбора им слов: «мне», «здесь»…

Справившись с волнением, Жуков закончил:

— Прошу освободить меня от обязанностей начальника Генерального штаба и послать на фронт. Там я, видимо, принесу больше пользы Родине.

— Вы не горячитесь, — заметил Сталин, вздыхая. Подумал: «Где брать годных людей?» Неспешно набил трубку, принял решение: — А впрочем… Если вы так ставите вопрос, мы сможем без вас обойтись…

— Я человек военный! — отрапортовал Жуков. — Готов выполнить любое решение Ставки, но имею твёрдую точку зрения на обстановку и способы ведения войны, убеждён в её правильности и доложил так, как думаю сам и Генеральный штаб.

Сталин выслушал эту тираду, не перебивая, спокойно сказал:

— Идите, мы вас вызовем.

После того как в приёмную вышли и Мехлис, и Жуков со своими картами и записками, Сталин переговорил по телефону с Шапошниковым, Молотовым и Берией. Снова пригласил Жукова:

— Вот что. Мы посоветовались и решили освободить вас от обязанностей начальника Генерального штаба. На это место назначим Шапошникова. Правда, у него со здоровьем не всё в порядке, но ничего, мы ему поможем. А вас используем на практической работе. У вас большой опыт командования войсками в боевой обстановке. Естественно, вы остаётесь заместителем наркома обороны и членом Ставки.

— Куда прикажете мне отправиться?

— А куда бы вы хотели?

— Могу командовать дивизией, корпусом, армией, фронтом.

— Вы бы ещё сказали: взводом… Не горячитесь! Вот вы докладывали об организации операции под Ельней, ну и возьмитесь лично за это дело.

Помедлив, Сталин добавил:

— Действия резервных армий на Ржевско-Вяземской линии обороны надо объединить. Мы назначим вас командующим Резервным фронтом. Когда вы можете выехать?

— Через час.

— Шапошников скоро прибудет в Генштаб. Сдайте ему дела и выезжайте.

— Разрешите отбыть?

— Садитесь и выпейте чаю, — улыбаясь, сказал Сталин. — Мы ещё кое о чём поговорим.

Позвали Мехлиса, сели за стол, стали пить чай. Сталин рассказывал:

— Мы пригласили руководителей творческих союзов, деятелей искусств. Они готовы создавать творческие бригады для выступлений во фронтовых частях. Товарищ Берия берётся обеспечить доставку и охрану. А что думаете вы, военные? Нам кажется, красноармейцы по достоинству оценят такую заботу об их досуге…

Жуков был мрачен, и разговор не удался.

Из записных книжек Мирона Семёнова

Письмо Мирона Семёнова редактору издательства «Советский литератор»

От 3 сентября 1967 года

Уважаемый Борис Владимирович!

Я выполнил Вашу просьбу и убрал главу об Управлении связи Красной Армии, и в частности, о судьбе Николая Ивановича Гапича (1901–1964). Но как мне сообщили, книга всё равно не будет издана в Вашем издательстве.

Хотелось бы получить объяснения.

Дело в том, что в прошлый раз причиной отказа в публикации книги было, наоборот, недостаточное освещение в ней проблем связи в РККА в первый период войны.

В самом начале работы над книгой, ещё при жизни И. В. Сталина, я трактовал Гапича как фигуру трагическую. Человек технически грамотный, в чём-то талантливый, он оказался плохим руководителем: мягким к подчинённым, робким с вышестоящими. А Сталин требовал от своих управленцев, чтобы они, каждый на своём месте, постоянно добивались улучшения дел. Гапич этого достичь не мог, и не потому, что не знал, что надо делать, а в силу отсутствия организаторских качеств.

В качестве примера: в декабре 1940 года в Москве состоялось совещание высшего командного и политического состава Красной Армии. По заданию наркома обороны было подготовлено 28 докладов по самым актуальным проблемам военной теории и практики. А доклад единственного представителя связистов, Н. И. Гапича, не посчитали актуальным. И он не настоял на своём. Высший командный состав армии недопонимал, какова роль связи в современной войне. А Гапич, целый год находясь в должности, не бил в колокола.

Вот за такое Сталин сурово наказывал. Неудивительно, что 22 июля 1941 года Н. И. Гапича отстранили от должности начальника Управления связи, а 8 августа арестовали.

В 1959 году меня попросили переделать книгу, в свете новых веяний представив Гапича и ряд других героев романа жертвами необоснованных репрессий.

Однако в обвинительном заключении по его делу записано, что он, как начальник Управления связи Красной Армии, не снабдил армию нужным количеством средств связи, чем создал трудности в управлении войсками. И что возглавляемое им Управление связи в первый же месяц войны не обеспечило нужд фронта и оказалось неспособным наладить бесперебойную связь с фронтом. Это правда! Какие же тут необоснованные репрессии?

Да, ему также вменяли в вину участие в антисоветской заговорщической организации, возглавляемой Уборевичем. Но это надуманное обвинение было отменено.

В 1952 году Военная коллегия приговорила Н. И. Гапича к десяти годам лишения свободы, и так как он в ходе следствия уже отбыл этот срок, его освободили. А через год он той же коллегией был реабилитирован.

Я описал его судьбу, основываясь на реалиях, с учётом требований издательства, но книга не была принята. После отставки Н. С. Хрущёва я ещё два раза переделывал книгу.

Уважаемый Борис Владимирович!

Как мне быть теперь? Складывается впечатление, что стало вообще нежелательным упоминание о репрессиях тех лет, будь они обоснованными или нет. Однако правда истории такова, что было всякое. Прошу Вас, разъясните позицию издательства. Я готов на любые переделки книги, лишь бы она вышла в свет.

Искренне Ваш: Мир. В. Сем.

— Вернулись, что ли? Побили супостата? — обросший волосами так, что голова выглядела на полтуловища, дед свесился с крыльца и в свете заходящего солнца всматривался в лица красноармейцев.

— Бьём супостата, дед, бьём, — негромко ответил Николай Свинцов, ефрейтор. — Только бить особо нечем. За оружием вернулись.

— А-а-а, побросали, а теперь жалко стало? Правильно. Айда-те, я вам покажу, где много.