карфагенском присутствии на западе острова. Но территория, остававшаяся за Карфагеном, была теперь ничтожной, а на море хозяйничали римляне, и покоя от них ждать не приходилось. Тратить время, средства и живую силу на то, чтобы удерживать бессмысленные с экономической (да и политической) точки зрения территории, Карфаген больше не хотел. Актив не приносит гешефта, лучше от него избавиться.

Ганс Дельбрюк, который вообще любое высказывание своих предшественников подвергает бурному сомнению, так подводит итоги Первой Пунической войны:

«...война закончилась победой Рима над Карфагеном, как на суше, так и на море. Однако обусловившее победу превосходство сил было не очень велико: 23 года длилась борьба, пока не выявились ее результаты, причем на суше карфагеняне до самого конца удержались на Сицилии. Разрешилась борьба не на суше, а на море. Предание утверждает, что решающую роль сыграло при этом изобретение абордажных мостов („воронов"), доставившее римлянам перевес в морском бою. Нам, однако, такое объяснение кажется сомнительным. В позднейших боях об этом нет и речи, и римляне, несмотря на свое изобретение, проиграли еще одно большое сражение, а их превосходство на суше не смогло ни предотвратить поражения Регула в Африке, ни окончательно вытеснить карфагенян из Сицилии. Если в конце концов римляне все-таки одержали верх, то этим они были обязаны не столько искусству и доблести своих легионеров, сколько жизнеспособности объединенного под властью Рима большого Италийского союза, что давало возможность на место уничтоженного или разбитого флота без замедления спускать на воду новые корабли».

Таким образом, как видим, к «вопросу Сицилии» подходили и с политической, и с военной стороны, но решающую роль сыграл экономический фактор.

В Карфагене сложившаяся ситуация вызвала неистовую реакцию. Обидно было не воспользоваться плодами побед

Гамилькара Барки. Но карфагеняне всегда руководствовались соображениями экономической целесообразности, и поэтому перенесли внимание на другие территории. Сицилию они фактически потеряли, а вот Африка — она здесь и ждет расширения карфагенских владений.

К 243 году до н. э. Карфаген захватил город Тевесту и приблизил свои границы к нумидийским. Карфагенские консерваторы были довольны результатом. С их точки зрения, укрепление рубежей государства на континенте, в Африке, то есть «дома», было лучшим ответом на экспансию Рима. И в дальнейшем карфагенский сенат твердо придерживался именно этой позиции.

Африка требовала решительного освоения!

Глава IX. Ливийская война

Итак, в 241 году до н. э. Гамилькар Барка возвращался на родину с Сицилии. Он отвел свои войска из Эрикса в Лилибей. Командующий карфагенским гарнизоном в Лилибее Гискон добился, чтобы его солдаты, пусть и «побежденные» — ведь из столицы приказали прекратить боевые действия и признали победу за Римом! — выходили из города с честью, сохранив жизнь, свободу и оружие.

Гамилькар Барка сложил звание главнокомандующего и передал Гискону обязанность эвакуировать карфагенскую армию из Лилибея.

Новому командиру пришлось разгребать кучу проблем. У карфагенян не было денег на выплату жалованья наемникам, и это требовало какого-то решения, притом срочного. В Лилибей наемники, служившие у Гамилькара, все прибывали и прибывали, и Гискон уговаривал их вернуться в Карфаген — мол, там и рассчитаемся. Наемники, естественно, хотели денег здесь и сейчас, поэтому вели себя «буйно». В конце концов их поведение стало угрожать безопасности города.

Гискон вызвал их командиров и пообещал, что жалованье выплатит совсем скоро, вот только соберут и упакуют деньги. Не подождут ли наемники желанного часа в городке Сикка? А часть обещанного золота они получат прямо сейчас, почему бы и нет.

Из Сицилии в Африку наемников переправляли малыми партиями. Гискон, очевидно, хотел разделить их на небольшие отряды и разбираться с каждым на месте, по очереди. Но отрядов этих было все же слишком много, и денег на всех в любом случае не было.

Сикка представляла собой не столько город, сколько военный лагерь на самом юго-западе африканской территории Карфагена — узкий клин, врезавшийся в нумидийские земли. Там наемники и пропивали полученный аванс в ожидании полного расчета. И чем меньше у них оставалось денег, тем большей была сумма, которую, по их мнению, задолжало им правительство в Карфагене... Люди маялись от безделья, не зная, чем себя занять, а карфагенский сенат усердно кормил их «завтраками».

В Сикку из метрополии прибыл Ганнон — военачальник, командовавший в те дни в карфагенской Ливии. Он повел себя с наемниками жестко: произвел перерасчет долга, после чего сумма, которую Карфаген должен был выплатить своим наемникам, чудесным образом уменьшилась. Ганнон также попытался взывать к совести этих людей и указал на трудное положение правительства: денег в государстве мало, так не откажутся ли наемники добровольно от некоторой части причитающегося им гонорара?

Те предсказуемо не проявили ожидавшихся чуткости и понимания, наплевав на призывы в стиле «Родина в опасности». В наемных войсках Карфагена служили люди разных племен и народов, они объединялись по землячествам и поэтому были разобщены. Ганнон пытался найти общий язык с предводителями разных отрядов, но не слишком успешно. В конце концов наемники просто перешли к угрозам и вымогательству.

Гамилькар Барка как возможный посредник при разрешении споров с правительством Карфагена наемников не устраивал: они были злы на него за то, что Гамилькар не взял на себя труд вести с ними переговоры, да и просто отказался оказать им уважение. Ганнону они тоже не доверяли: он не участвовал в кампаниях вместе с ними и просто не был им знаком. А вот к Гискону наемники относились более-менее дружески, считая, что он и на Сицилии хорошо ими командовал, и заботился о них лучше прочих и постарался благополучно переправить их из Сицилии в Африку. «Гискону верим, остальным — нет!» — передали наемники.

Гискон явился в лагерь, где собрались мятежники, и долго уговаривал их прекратить смуту. Он выплатил им обещанные деньги, но за время мятежа сумма вновь изменилась — выросла. По мнению наемников, правительство выплатило им далеко не все.

В конце концов, наемники, подстрекаемые вождями мятежа (Полибий утверждает, что это были перебежчик из римского лагеря и некий ливиец, оба недовольные ситуацией, каждый по-своему), арестовали Гискона и заковали его в цепи. Бунт перерос в настоящую войну, которую некоторые историки именуют «Ливийской».

Восставшие направили послания в города Ливии, призывая ливийцев присоединяться к смуте и действовать сообща — во имя обретения свободы от тирании Карфагена.

Призывы пали на хорошо подготовленную почву: почти все ливийские города если не приняли непосредственное участие в мятеже, то по крайней мере прислали восставшим продовольствие и припасы.

Кто из местных жителей поддержал