Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Храм Манухи. Мьянма
Есть в Пагане и несколько храмов, которые отличаются от других, хотя и несут на себе отпечаток паганской школы зодчества. Один из храмов придуман не бирманцами. Это — переработанная паганскими архитекторами копия индийского храма в Боддхгайе. Именно там, в священном для всех буддистов месте, стоит храм, воздвигнутый на месте рождения Будды. Паганские мастера ездили туда и на средства паганских царей ремонтировали пришедший в ветхость индийский храм. Вернувшись, они построили такой же в Пагане.
Другие храмы, отличающиеся от обычных паганских, — это храмы небуддийских религий. Ведь Паган был большим торговым и политическим центром Юго-Восточной Азии, и в нём существовали колонии торговцев, монахов, учёных из разных стран — индуистов, огнепоклонников, джайнистов. Они тоже строили в Пагане свои храмы, но так как архитекторами были всё-таки бирманцы, то и эти храмы имеют характерные для паганского зодчества черты.
При всём том в городе не найти и двух одинаковых строений — каждый храм неповторим и уникален. Нагайон похож на ладью с вытянутым высоким носом, Дхамаянджи кажется могучей крепостью, Паятонзу — лёгкая игрушка, приснившаяся в весёлом сне…
Кроме храмов в Пагане множество пагод. От маленьких, в человеческий рост, до многометровых, вознесённых на несколько террас. Вокруг больших пагод проходили пышные процессии в дни праздников.
Город давно умер, но это не значит, что люди ушли из этих мест. На территории Пагана впоследствии был построен небольшой городок и несколько деревень. Между храмами раскинулись поля, выпасы, сады, рощи пальм, и ребята бегут в школу, привычно огибая по узкой дорожке тысячелетние громады. Медлительные буйволы тянут плуг за оградой из узловатых кактусов, а внизу, по Иравади, не спеша ползут джонки и длиннотрубые пароходики.
Обычно, если попадаешь в Паган, принято взобраться на верхнюю террасу храма Годопалин и с высоты шестидесяти метров окинуть взглядом великую столицу и дождаться захода солнца. Солнце спускается к синим холмам на другом берегу реки, и, по мере того как оно скатывается ближе к ним, всё длиннее и гуще становятся причудливые тени, пока они не сольются в сплошную вечернюю синеву. Солнце растёт и краснеет, заваливаясь за горб холма; вот оно пропало, но ещё несколько минут бескрайнее небо хранит его цвет — оно красное, яркое, синеющее к зениту и уже темно-синее за спиной.
Внизу, в деревне, зажигаются первые огни, лают собаки, и радиоприёмник в одном из домов — слышно в этой сказочной тишине на километры — начинает передавать последние известия.
А Паган засыпает, и кажется, что тени умерших семьсот лет назад царей, вельмож и художников заполняют его широкие площади. Ночь принадлежит прошлому.
Шведагон
Самая золотая пагода
Памятникам архитектуры свойственно иногда создавать силой своей исключительной значимости совершенно определённое, но, к сожалению, порой ложное представление о стране. Если мы говорим о Египте, то мысленный пейзаж его неизбежно связан с пирамидами. Пустыни, пирамиды, сфинксы… А ведь это не так. Миллионы жителей Египта никогда не видели пирамид, слишком далеко от них они живут. Когда мы вспоминаем об Америке, то видим мысленно пилу небоскрёбов и статую Свободы над бухтой. А ведь Соединённые Штаты — страна, для которой Нью-Йорк — далеко не самый типичный пейзаж. Многие, думая о России, связывают её с храмом Василия Блаженного или даже чаще с Кремлём…
Примерно так же случилось и с Бирмой. Золотая пагода Шведагон настолько поражает попавшего туда человека, что чуть ли не в половине очерков и статей Бирму именуют Страной золотых пагод. И это хотя и красивая, но неправда. Золочёные пагоды насчитываются там единицами.
Мне приходилось много ездить по Бирме, и могу сказать уверенно, что уж если называть её Страной пагод — пагод там действительно много, — то, конечно, Страной белых пагод, потому что девяносто девять процентов их просто побелены.
Но Шведагон — золотой. Шведагон всех выше, всех величественней, всех заметней. Он стоит на вершине холма и виден из любой точки Рангуна, он присутствует в любой книге о городе и о стране, в любом рекламном проспекте и на любой фотовыставке. Шведагон стал символом не только столицы Бирмы, но и всего государства.
История его — история Бирмы, и никто не знает, сколько ему лет, кем и когда он был построен, хотя на этот счёт существуют многочисленные легенды. Вот на чём они сходятся: две с половиной тысячи лет назад два брата-купца Таписса и Бхалика родом из Бирмы побывали в Индии. Там они увидели Будду, сидевшего под священным деревом бо. Будда вручил им восемь волос со своей головы и приказал хранить их в родном городе купцов — Оккале, что располагался на месте современного Рангуна.
Братья немедленно собрались в обратную дорогу. Но вернуться оказалось нелегко. Цари государств, мимо которых пролегал путь купцов, прознали о даре Будды и пытались всеми способами отнять у Таписсы и Бхалики священные волосы. Два достались царю Аджетты, два захватил царь змей: он обратился в человека и забрался на корабль.
Но четыре волоса все-таки добрались до места назначения. Какие торжества начались в Бирме, как только её обитатели узнали о даре Будды! Даже Сакка, властелин небес, спустился на землю и помог выбрать достойное место для строительства святилища, где будут храниться волосы. Наконец место было выбрано, и, когда царь Оккалапа открыл шкатулку с даром, чтобы замуровать его в построенную специально пагоду, он обнаружил там вместо четырёх волос все восемь… Волосы взлетели на высоту семи пальм, от них распространились сверкающие лучи, глухие услышали, немые заговорили, а земля оказалась усыпанной жемчужинами.
На самом деле в Бирме две тысячи пятьсот лет назад не было ещё бирманцев — они пришли в страну значительно позднее. Не было и царя Оккалапы. Да и вряд ли Шведагон настолько стар.
Но вполне возможно, что уже в первых веках нашей эры на месте теперешнего Шведагона стояла небольшая пагода, и наверняка известно, что в 1372 году царь города Пегу посетил пагоду и приказал её отремонтировать. После него цари Пегу — моны и цари Верхней Бирмы время от времени приезжали туда и отдавали приказы подновлять и золотить пагоду. И каждый раз пагода, которую обкладывали новым слоем кирпича, увеличивалась, пока к середине XV века не