Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неужели такое бывает? Куинн трепетала от радости. Она только что слышала мамин голос, ощущала ее рядом с собой.
— Держись крепче, Элли. Кто-нибудь обязательно придет на помощь. Помнишь русалок? Они приплывут.
— Никаких русалок нет, — сказала Элли.
Она была совсем бледная, губы посинели.
А мамин голос продолжал:
Подбодри ее, радость моя. Скажи, чтобы она отпустила Кимбу и держалась обеими руками. И ты тоже. Слышишь, обеими руками!
— Есть, Эл. И они нас спасут. Одна сейчас здесь, и, по-моему, это наша мама. Держись!
— Мамочка!
Элли отпустила руку, ее подхватила волна. Элли ринулась обратно к лодке и вцепилась в нее.
Ну же, Куинн, давай!
— Элли, — крикнула Куинн, когда прошла следующая волна, — слушай меня. Мамин голос сейчас с нами, и она сказала, что тебе надо отпустить Кимбу.
— Не могу, — зарыдала Элли.
— Элли, сначала я выброшу коробку с деньгами, договорились? А потом ты отпустишь его. Мама говорит, так надо.
Умница! Так и продолжай!
— Не могу… — вопила Элли.
— Он знает, что ты его любишь, — уговаривала сестру Куинн. — Он отправится на морское дно, к нашим маме и папе.
Правильно, родная. Ко мне. Игрушка моей дочки…
Куинн взглянула на жестяную коробку. Она слышала голос матери, она должна была спасти сестру. И Куинн выбросила коробку.
Замечательно, Акуинна! Вот так! Теперь держись крепче. И следи за сестрой.
Увидев, что Куинн выбросила коробку, Элли поцеловала на прощание Кимбу и отпустила его. Она держалась за борт и горько плакала.
— Ой, мамочка… — причитала она.
Куинн безумно устала. Море боролось с ними, и сил сопротивляться уже не было. Но вдруг усталость как рукой сняло. Она взглянула на Элли и приободрилась. Ноги словно нащупали твердую почву — будто кто-то поддерживал Куинн. С Элли случилось то же самое. Сестре стало гораздо легче.
Дорогие мои, раздался голос. Я так вас люблю.
— Это… — изумилась Элли.
— Мамочка, где ты? — спросила Куинн.
Я всегда рядом с вами. И не важно, видите вы меня или нет, слышите ли мой голос или нет.
— Ты спасла нас!
Вас спасла ваша любовь. Никогда не забывайте об этом, дочки мои. Любовь сестер сильнее, чем любовь русалок.
— А любовь матерей? — спросила Куинн.
Это самая сильная любовь на свете. Она не кончается никогда. Не забывайте об этом, Куинн и Элли! Когда вам будет одиноко, вспоминайте: я — ваша мама. На веки вечные.
Внезапно они увидели, что к ним идет большая яхта. Куинн понимала, что надо кричать, чтобы их заметили, но ей не хотелось расставаться с мамой. И Элли тоже.
— Не уходи! — закричала Элли.
— Мамочка! — подхватила Куинн.
Яхта шла прямо к ним. Подойдя поближе, капитан крикнул:
— Как вы там?
— Нормально, — ответила, клацая зубами, Куинн.
Мужчина в белом дождевике перегнулся через борт, и Куинн подтолкнула к нему сестру.
— Тетя Дана, — пробормотала Куинн.
Волны били все сильнее.
— Я ее люблю, мамочка. И Сэм любит. Ты его не знаешь, но поверь, он очень хороший.
Я знаю его, любимая моя.
— Сэм помог мне убедиться в том, что вы сделали это не нарочно.
Куинн, я никогда бы не оставила вас по собственной воле.
— Ну, теперь твоя очередь, — позвал Куинн мужчина и протянул ей руку.
Она в нерешительности осмотрелась по сторонам. С запада шла волна. Вода вздымалась зеленым, просвечивающим насквозь гребнем. И Куинн увидела в нем множество рыбок — синих, красных, оранжевых — совсем как в шаре с русалкой.
На палубе ждала завернутая в одеяло Элли. Она пустила Куинн к себе, и сестры прижались друг к другу. Они в последний раз взглянули на лодку, которую их мама и тетя выкупили у своего отца, заработав деньги на хот-догах. Куинн взглянула на золотые буквы — «Русалка».
Поездка на пароме была недолгой и увлекательной. В воздухе уже чувствовалась осенняя свежесть. Дана не спускала глаз с Куинн и Элли: боялась, что, снова оказавшись на море, девочки занервничают. Но они чувствовали себя прекрасно, стояли у борта и смотрели на волны.
Был День Колумба, первый праздник после начала учебного года. Дана снова отдала девочек в школу в Блэк-Холле. Она и сама не могла точно назвать день, когда окончательно решила не увозить их во Францию; просто это решение постепенно созрело в течение лета. Был, впрочем, один момент, который можно назвать определяющим: когда девочки чуть не утонули. Сэм тогда привез их на машине в Хаббардз-Пойнт и сказал: «Вот мы и дома».
Теперь он стоял с ней рядом, его рука лежала у нее на плече.
— Как ты? — спросил он.
Она взглянула в его золотисто-зеленые глаза и улыбнулась:
— Замечательно. А ты?
— Тоже. Длинные выходные с тобой вместе — что может быть лучше?
— Мы выполняем задание Куинн.
— И это отличный повод побывать в Мартиных Виноградниках.
Но прежде они заехали в старый гараж в Куиссите. В самом конце Мейн-стрит, за кафе и магазинами, был небольшой проулок с маленькими покосившимися домишками. Напротив рыбного рынка находилась бывшая бензозаправка Конвея. Там же стоял его дом.
Тетя Дана предложила пойти вместе с Куинн, но Куинн отказалась. Это касалось только ее родителей и Джека. В руках она держала новую коробку.
— Я вам все обязательно верну, — сказала она, глядя на тетю Дану и Сэма.
— Об этом не беспокойся, — ответила тетя Дана.
Куинн вышла из машины и пошла по дорожке к дому. Белый домик был окружен забором, вдоль которого росли розы. Куинн постучала в дверь.
Открыл ей старик.
— Чем могу вам помочь?
— Я хотела бы поговорить с Джеком Конвеем.
— Я он самый и есть. Заходите.
В комнате повсюду лежали кружевные салфеточки. На стенах висели фотографии пожилого мужчины и пожилой женщины. Куинн обернулась к старику и протянула ему коробку.
— Это принадлежит вам, — сказала она.
— Что это? — удивился он.
— Это деньги, которые вы дали моему отцу. Я — Акуинна Грейсон.
— А-а… — грустно вздохнул старик. — Майк… Я слышал про ваше горе.
— Мы с сестрой хотим вернуть это вам.
Она оглядела скромную гостиную. Да, деньги ему пригодятся. Куинн заметила на столике пузырьки с лекарствами. В приоткрытую дверь была видна кровать, на которой кто-то лежал; Она отвела взгляд.