Шику похоронили за церковной оградой, хотя падре был уверен, что она рук на себя не накладывала. Но раз слово «самоубийство» сказано, значит, так оно и есть.

Таково было состояние дел на Тортуге, когда в бухту вошел голландский бриг, чтобы пополнить запасы питьевой воды, и с него на берег сошел человек в одежде из звериных шкур, с длинной бородой и суковатой палкой в руках. Его узнали не сразу, но когда узнали, весть о том, что Воклен вернулся, мгновенно облетела город.

Воклен вернулся!

Случилось то, чего не должно было бы по всем расчетам и соображениям произойти, и это взволновало народ.

— Воклен вернулся! — с этими словами вбежал Роже в комнату капитана. Это были первые слова за последние месяцы, которые он позволил себе произнести.

Олоннэ лежал на кровати и покуривал трубку — с недавних пор появилась у него такая привычка. Он не пришел в немедленный экстаз от этого сообщения. Он даже не пошевелился.

— Воклен, ле Пикар и Ибервиль идут сюда. Сейчас они будут здесь.

Роже не обманул, через несколько минут все трое были в комнате капитана.

Роже принес кресла, бутылку рома и стаканы.

Олоннэ не переменил позы при появлении своего старинного друга.

Воклен хотел было броситься ему в объятия, но что-то ему помешало.

— В каком ты виде, Моисей! — сказал капитан, выпуская маленький клуб дыма.

— Мне предлагали помыться, побриться и переодеться, но я слишком спешил. Я три месяца добирался до тебя и не хотел откладывать встречу даже на одну минуту.

Еще один клуб дыма объявился в воздухе над головой капитана.

— Одну минуту я бы подождал.

Эти слова произвели на присутствующих неприятное впечатление. И ле Пикар и Ибервиль подумали, что они чего-то не понимают.

— Садитесь все, а ты рассказывай.

— Рассказ мой будет печальным. То, что до Тортуги я не добрался, вы, разумеется, знаете…

— По дороге ты попал в шторм.

— Да, вечером того же дня, когда расстались.

— Твой бриг перевернуло, и он пошел ко дну.

Воклен погладил свою пронизанную седыми прядями бороду.

— Нет, бриг переломился пополам. Очень ненадежная постройка. И потом, мы неправильно разместили груз.

— Спешка.

— Да, капитан, спешка, она сослужила нам плохую службу.

— В следующий раз не будем спешить и сделаем так, как требует королевское корабельное уложение.

Воклен опять потянулся к бороде.

— Шторм был страшный…

— Мы это знаем, сами хлебнули.

— Да-а?

— Ты сначала о своем. О том, что произошло с нами, мы тебе потом расскажем.

История, которую изложил Воклен, была не слишком замысловатой. Ему подвернулся остров, но, в отличие от обжитого побережья Кампече, необитаемый. Сначала это показалось благом — не было опасности попасть в руки испанцев, — потом открылась оборотная сторона медали. Риск быть зарезанным сменился опасностью умереть с голода. Пришлось искать съедобные плоды, нырять за моллюсками, исхитрившись, развести огонь и жарить на нем вручную пойманную рыбу.

Без соли.

Роже содрогнулся от отвращения и жалости.

— Да, — подтвердил капитан, — невкусно.

Так продолжалось три месяца, пока к берегу не пристал голландский корабль для какого-то мелкого ремонта, ну а дальше рассказывать уже нечего.

— А почему ты не побрился на корабле? — задал после окончания повествования неожиданный вопрос Олоннэ.

— Я хотел явиться перед тобой именно в таком виде, чтобы ты легче мне поверил. Я оказался прав, ведь ты до сих пор не решил, правдивы мои слова или нет.

Капитан сел на кровати.

Ему понравился ответ Воклена.

— Да, еще не решил. И может быть, не скоро решу.

— А где все твои люди, — вмешался в разговор ле Пикар, тоже вдруг открывший в себе источник недоверия к россказням бородатого Моисея, — неужели все погибли?

Воклен развел руками: мол, все претензии к морю.

— Ладно, — сказал Олоннэ, — то, что ты рассказал, похоже на правду. Я даже не буду расспрашивать твоего голландца на предмет сличения ваших слов. Если ты меня обманываешь, то наверняка позаботился, чтобы этот обман был прочен во всех своих звеньях.

Воклен судорожно сглотнул слюну, глядя исподлобья на капитана.

— Кроме того, мне хочется верить, что ты не врешь. Я придумал, как нам поправить наши дела.

— Наконец-то! — Ибервиль радостно заморгал бельмастым глазом.

— Поэтому мне нужны надежные люди. По-настоящему надежные.

По щекам Воклена побежали крупные многочисленные слезы. Они скатывались по щекам и продолжали свой путь в черно-серебристой бороде. Лучи света, падавшие сквозь щели в занавеси, закрывавшей окна, заставили их вдохновенно сверкать.

Капитан бодрой походкой прошелся от ложа к двери и обратно.

Соратники внимательно наблюдали за ним, лица у всех были приятно выжидательные, если так можно выразиться.

— Роже!

— Да, господин.

— Принеси мне бумагу и перо.

Через мгновение перо быстро носилось по поверхности бумажного листа, оставляя уверенно стоящие буквы. Закончив послание, Олоннэ щедро присыпал его песком.

— Сейчас, Роже, ты отправишься в губернаторский дворец и отдашь сию бумагу его высокопревосходительству.

— Его высокопревосходительству? — с сомнением сказал негр.

— Около полугода назад господин губернатор сделал мне одно деловое предложение. Довольно выгодное. Тогда я счел необходимым от него отказаться. О причинах отказа мы говорить не будем. Существенно то, что теперь я это предложение решил принять.

Прочитав письмо капитана Олоннэ, господин де Левассер пришел в замешательство. Выше говорилось о причинах, по которым губернатору не следовало принимать в доме известного корсара. Но дело в том, что Олоннэ просил не о парадной аудиенции, а о деловой встрече. Деловые же контакты с этим человеком его высокопревосходительству были в высшей степени желанны. Он не придал никакого значения «штормовому предупреждению», ведь жертвою «вихря сошедшихся обстоятельств» может стать любой. Сам господин де Левассер в бытность свою искателем рискованных приключений тонул трижды, был покусан акулами, провел на необитаемом острове год, однако все это нисколько не помещало дальнейшей его карьере.

Губернатор догадывался, о чем именно пойдет речь во время этой деловой встречи. Конечно же о походе на Маракаибо. Олоннэ оставил свои маловразумительные фантазии и оценил прелесть, дерзость и баснословную выгодность этого плана. Это приятно.