– Думаю, ты прав, – киваю я. – Не удалось же посудомоечной машине вытеснить рестораны.

– Как и микроволновке, – улыбается Гэвин.

– Если уж на то пошло, – смеюсь я, – микроволновка только пользу принесла вашему бизнесу.

– Новые технологии – не враг книжных магазинов, – согласно кивает Гэвин. – Тут дело в другом.

– Верно, – соглашаюсь я.

Следующие несколько минут мы шагаем в полном молчании, а потом подходим к кафе, которое расположилось на углу улицы.

– Пока не отведал крабового пирога из кафе «Нола», считай, что и не жил, – замечает Гэвин.

Я улыбаюсь в ответ, и мы устраиваемся с ним в ближайшей кабинке. Сумки мы ставим по одну сторону столика, а сами устраиваемся на другой. Гэвин держит меня за руку, и я чувствую, как в животе у меня все сжимается. Это просто от голода, говорю я себе.

Мы болтаем с такой непринужденностью, как будто знали друг друга всю свою жизнь. Оказывается, наш любимый цвет – зеленый (цвет залива Пьюджет, вырывается у нас одновременно), мы оба обожаем фильм «Принцесса-невеста»[13] и терпеть не можем стручковую фасоль. Вроде бы пустяки, но если сложить их вместе и добавить к тому чувству, которое пробуждается в моем сердце, то получится нечто восхитительное и в то же время пугающее.

Гэвин оплачивает счет, и в это мгновение издалека доносится паромный гудок.

– Если поспешим, – говорит Гэвин, бросая взгляд на часы, – то успеем на рейс в три тридцать.

Схватив сумки, мы торопимся на пристань. Я еще чувствую во рту вкус пирога, а на моем лице сияет довольная улыбка. Запыхавшись, мы поднимаемся по лестнице к терминалу и оказываемся у длинного, тускло освещенного коридора. Здесь уже полно тех, кто, как и мы, ожидает посадки на паром.

– Прекрасно, – выдыхает Гэвин, – мы все-таки успели.

Прислонившись к перилам, я наблюдаю за тем, как сотни пассажиров из Сиэтла сходят по трапу и растекаются по терминалу. Через несколько минут служащий открывает калитку и предлагает нам подняться на борт.

Мы отступаем в сторону, чтобы пропустить запоздавшую парочку с парома, и мне не сразу удается расслышать собственное имя.

– Джун?

Я смотрю назад, потом налево, и только тут замечаю ее. Будто прикованная, я замираю на месте. Толпы пассажиров обтекают меня справа и слева, а я стою, не в силах оторвать глаз от сестры.

– Эми?

Сестра сильно изменилась. Она всегда была худенькой, но теперь выглядит просто изможденной. В отличие от прошлых лет на лице – ни следа макияжа. Без такой раскраски она кажется еще красивее, но от моего взора не ускользают ни впалые щеки, ни печальный, немного растерянный взгляд.

Эми делает шаг вперед, и я вижу слезы у нее на глазах. Мне хочется броситься к ней и обнять, но ноги не желают меня слушать. Такое чувство, будто они приросли к полу. Я открываю рот, но слова застревают где-то в горле.

– Джун, – плачет Эми, – поверить не могу, что это ты.

Она смотрит на Гэвина, словно умоляя помочь ей и растопить лед в моих глазах. Гэвин бросает взгляд на меня, затем на Эми. Он в замешательстве и ждет от меня хоть какого-то шага.

Слезы ручьем текут по лицу Эми, совсем как в тот день в Нью-Йорке, когда мы распрощались с ней навсегда. «Операция “Сестры”», – мелькает у меня в голове. Я представляю, как повели бы себя на моем месте Руби и Маргарет, с какой охотой распахнули бы они объятия своим сестрам. Я чувствую в душе искорку тепла, но этого явно недостаточно, чтобы растопить лед в моей душе. Я просто на такое неспособна.

– Прости, – говорю я наконец, – но паром сейчас отплывет. Идем, Гэвин.

Я с трудом узнаю собственный голос, такой он жесткий и холодный. Кажется, еще немного, и я сама о него уколюсь. Так и не оглянувшись, я торопливо поднимаюсь на борт.

– Что это сейчас было? – спрашивает Гэвин, когда мы устраиваемся в одной из кабинок.

– Послушай, – у меня предательски дрожит голос, – давай не будем об этом, хорошо?

Он кивает и крепко обнимает меня за плечи. Паром трогается с места, и чайки яростно взмывают в воздух. Они пронзительно кричат, словно умоляя меня вернуться, но я не могу этого сделать. И вряд ли когда-нибудь смогу.

Мы с Гэвином больше не разговаривали о моей нечаянной встрече с Эми, и по прошествии нескольких дней я практически полностью о ней забываю.

Но во вторник, когда я занимаюсь разборкой письменного стола Руби, Гэвин приносит мне обед. В какой-то момент его взгляд падает на фотографию в рамке, на которой изображены мы с сестрой. Он на мгновение умолкает, и мне становится ясно, что он узнал Эми.

– Та женщина на острове, – осторожно начинает он, – Эми. Это твоя сестра, так ведь?

– Да, – вздыхаю я.

Гэвин внимательно разглядывает снимок. Мне там шесть лет, а Эми два годика. На обеих летние платьица в цветочек. Одной рукой я обнимаю сестренку за пухлое плечо. Гэвин переводит на меня взгляд, и мне не составляет труда прочесть его мысли: Почему бы тебе не простить ее? В конце концов, вы же родня.

– Нет. – Я решительно забираю у него фотографию и прячу ее в ящик стола.

– Я же ничего не сказал, – замечает он с легкой обидой.

– Мне и так ясно, о чем ты подумал.

– Раз ты и так знаешь, – пожимает он плечами, – тогда я все-таки выскажусь.

Я устало потираю лоб.

– Джун, она ужасно расстроена тем, что ты не хочешь с ней разговаривать. Может, пора уже продвинуться вперед? Почему бы тебе не оставить прошлое в прошлом?

– Не так-то это просто. – Я чувствую, как во мне вскипает раздражение. – А ты не мог бы просто поверить мне на слово, что я не желаю иметь с ней ничего общего?

Гэвин не сводит с меня озабоченного взгляда.

– Мог бы, – говорит он наконец. – Просто я помню, как она на тебя смотрела. И я боюсь, что в один прекрасный день ты пожалеешь о своем решении.

– С чего вдруг? – возражаю я. – Ты же совсем ее не знаешь. Как не знаешь и того, что она сделала.

– Верно, – кивает он. – Но я вижу, с каким усердием ты отгораживаешься от прошлого. Это не может не сказаться на твоей жизни. Как, впрочем, и на жизни твоей сестры, – вздыхает он. – Там, на острове, я заметил в ее глазах боль. Джун, она…

– Она для меня – пустое место, – я быстро поворачиваюсь к письменному столу. – Ну что, мы покончили с обедом?

Гэвин смотрит на меня с явным замешательством, и мне остается лишь пожалеть о своей резкости.