– Но древность! – воскликнула княгиня-мать.

– Я сказал бы, что это работа конца девятнадцатого века – начала двадцатого.

– Его сделали в двенадцатом, и…

Ювелир покачал головой и пустился в пространные объяснения, которые были бы понятны только специалисту. Собравшимся же из его объяснений становилось ясно одно: это не тот перстень, который носили первые Великие князья Фортунские.

Княгиня-мать сидела, раскрыв рот. Литвинов подпер голову рукой. Алле хотелось рассмеяться. Сашка рассматривал старинное оружие, висевшее на одной из стен. Оружие заинтересовало его гораздо больше, чем перстень – будь то старинный или не очень. София хихикнула.

– А вы не можете ошибиться? – спросил дядя Проспер.

– Пригласите другого ювелира. Нескольких. Пусть они тоже посмотрят и оценят. Эту вещь не могли изготовить в двенадцатом веке, хотя тот, кто ее делал, явно пытался подражать ювелирным украшениям тех лет.

– Так где же фамильный перстень Великих князей Фортунских? – завизжала княгиня-мать.

– Так, кто там у нас правил в конце девятнадцатого – начале двадцатого веков? – задумчиво произнес дядя Проспер.

– По-моему, разбойник Родри, как его называли, – вставила София. – Который еще проиграл в карты два корабля какому-то англичанину.

Княгиня-мать схватилась за голову, потом сорвала с себя колье и серьги и потребовала их оценить – здесь и сейчас. Эти вещи оказалась подлинными – по мнению ювелира. По крайней мере, работа была старинной и бриллианты – настоящими.

– А разве Африка в четырнадцатом веке осваивалась? – вдруг спросил Сашка. – Почему князя Фортунского, а потом еще и какого-то мушкетера туда понесло?

– Мушкетера понесло в шестнадцатом, – напомнил Литвинов.

– Члены нашей семьи всегда ездили в Африку на охоту, – сообщил дядя Проспер. – Тут же рядом. Можно сказать, это – одна из семейных традиций. У нас никогда не было своих лесов, заповедников… Видимо, поэтому так и сложилось.

– И рабов брали? – спросил Сашка.

– Мне стыдно это признавать…

– Да чего уж там, – махнул рукой Литвинов. – Дело житейское.

– И в нашем роду был один негритенок, – поведала София. – Только это обычно замалчивается, но все знают.

– Значит, ребенок Александра может оказаться мулатом?! – воскликнула Алла. – Ведь кровь черной расы считается очень сильной и может передаться через несколько поколений!

– Не беспокойся, – махнула рукой София. – Линия Великих князей чиста. Черного ребенка в начале девятнадцатого века родила одна Великая княгиня, супруга князя. Папашу казнили, ее сослали в монастырь. А ребеночка отправили в Америку вместе с какими-то отбросами общества. У нас тогда ведь многих высылали в Америку – в основном преступников, и вот смотрите, что получилось. С Америкой я имею в виду. Все-таки генетика – страшная вещь.

– Хорошо хоть не убили.

– Ну, тот Великий князь был мягким человеком. Казнил только негра-раба. А жену свою не тронул. И он вообще почти никого не казнил. Зачем, если можно было отправить в Америку? Хотя многие преступники, как говорится в летописях, просили лучше казнить себя, а не отправлять за океан.

– Почему? – не понял Сашка, который жил в годы, когда многие как раз стремились в Америку.

– Ну, приходили сведения о жизни там. В основном от моряков. Людская молва добавляла зловещие детали. Возможно, это делалось специально. Но никто из приличных людей ехать туда не хотел и не ездил. Вы посмотрите по современной Европе – все приличные люди живут здесь. И знаете, что все думают об Америке?

Княгиня-мать откашлялась. Все замолчали и повернулись к ней. Она смотрела на Литвинова.

– Как нам найти настоящий перстень Великих князей Фортунских? – спросила она у Славика. Алла с трудом сдержала улыбку: княгиня-мать поверила в неограниченные возможности Литвинова.

Литвинов почесал подбородок.

– Зависит от того, как он пропал. Если ваш предок его продал за долги или проиграл в карты – это реально. Если просто утопил или потерял неизвестно где, то, конечно, нет. Можно выяснить, что с ним на самом деле случилось?

– Я попробую… – слабым голосом произнесла княгиня-мать.

– А как ты собираешься это делать, дорогая Анастасия? – вкрадчиво поинтересовался дядя Проспер. – Ты – самая старшая в семье. И вообще ты не из рода князей Фортунских. Да, кое-кто из старых слуг жив. Но что они могут знать о конце девятнадцатого века? Или пусть начале двадцатого? Свидетелей тех событий нет! И кто знал про изготовление нового перстня? В те годы? Явно только очень ограниченный круг лиц. Они рассказывали о случившемся своим детям? Сомневаюсь. А если рассказывали, то где сейчас эти дети?

Литвинов спросил у членов княжеской семьи, известно ли, кому князь Родри – или как там его – проиграл корабли.

– Это известно, – кивнул дядя Проспер. – Завтра я назову вам имена всех участников той игры. А зачем вам?

– Это англичане?

– Да.

– Можно исходить из этого. Проследить родословные. Не исключено, потомки что-то скажут про перстень.

– Не нужно! – закричала княгиня-мать. – Тогда исчезновение перстня станет достоянием общественности! Мы должны все дать клятву, что сохраним это в тайне, и использовать только вот этот перстень, – она кивнула на лежавший на столе. – Считать его символом Великих князей Фортунских. Хотя ведь он им и служил последнее столетие. Или чуть больше.

– А почему вы не хотите параллельно искать настоящий? – спросила Алла. – Да, мы сохраним в тайне случившееся. Но мне кажется, что нужно попытаться найти подлинный. Ведь ни вы, ни Алан и никто другой из ныне живущих и даже предыдущего поколения не виноват в исчезновении оригинала! Я думаю, вы, наоборот, можете действовать по официальным каналам – и вам помогут. Или по неофициальным. – И она посмотрела на Славика.

Ей вообще-то хотелось занять Литвинова делом. Может, увлечется поисками перстня и оставит их с сыном в покое? А там, глядишь, и еще что-нибудь нароет. Ведь в каждой королевской и княжеской семье есть свои скелеты в шкафу. А в этой, похоже, их немало – судя даже по тому, что они узнали за один вечер. Бриллианты из Африки, какой-то мушкетер (а про мушкетеров французского происхождения наслышаны все советские люди), отправленный в Америку негритенок… Да и Сашка с мальчиком Тарасом!

– Мы не сможем его выкупить, – объявила княгиня-мать. – Если он находится в частной коллекции и владельцы знают, что это, то запросят баснословных денег. Казна не в состоянии их выделить.

– Ну, наверное, перстень стоит не больше одного футболиста, – заметил Литвинов. – Обратитесь к Родиону Хитрюковичу. Дадите ему какие-то льготы. Или к другим нашим олигархам.

– Мне так нравится ваш страдалец Михей Обмороковский! – воскликнула София.