Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот это жизнь! Мчишься так, что ветер свистит в ногах и мохнатыми лапами забирается под рубашку. А веселое солнце не отстает, не выпускает из теплых ладоней.
Вот так и начинается лето! Не с первого дня каникул, а со встречного ветра, скорости и солнца…
На всем скаку повернул Илька в широкий Сосновый тупик. Тупик он и есть тупик, машины не ходят. Но тишины здесь не бывает: ее разгоняют футболисты.
Семь или восемь мальчишек, разделившись, гоняли мяч.
– Я за кого?! – крикнул Илька на бегу.
Обе команды хором ответили:
– За нас!
Его теперь везде принимали, не то что в прошлом году. Как-то незаметно это получилось. Раньше могли сказать: «Обожди, не суйся!» – а сейчас Илька знает: не скажут. Может быть, это после того, как он у всех на глазах катался на лыжах-коротышках с откоса за пристанью? Все топтались наверху, а он взял да и ахнул вниз, бросив при этом непонятные слова: «Трусов родила наша планета…» Левую лыжу потом так и не нашли в снегу… А может быть, после того, как он сцепился с одним пятиклассником и держался, пока не подоспели Генка, Шурик и Антон Калинов? Или просто потому, что девять лет гораздо больше, чем восемь?
Когда играешь в футбол, время летит так же быстро, как гоняешь мяч. А знатоки про Ильку говорят, что в технике игры он не силен, но скорость развивает бешеную. И четыре часа мелькнули как четыре минутки. Илька даже не отдыхал и остановился лишь тогда, когда длинный Тимка Савельев саданул ему ботинком под колено. Сгоряча Илька полез в драку, но тут же сел в пыль, и ему очень захотелось заплакать от боли и какой-то неожиданной слабости.
– Жердина ходячая!.. – глотая соленые слезы, сказал он.
Тимка стоял опустив руки и в десятый раз объяснял, что он не нарочно.
– Лошадь!.. – сказал Илька и начал растирать ладонями здоровенный синяк.
Мальчишки сочувственно молчали. Такое молчание не понравилось Тимке, и он отругнулся:
– Если слёзки на колесиках, ходил бы в балет, а не в футбол играть…
Он, кажется, намекал. Дело в том, что зимой Илька занимался в балетном кружке, но был выгнан за чрезмерную горячность и невнимательность. «Слишком, слишком много темперамента», – сказала Илькиной маме седая сухопарая руководительница.
Это воспоминание прибавило Ильке злости.
– А твоими копытами только сваи забивать, – ответил он. Встал и захромал домой.
Мама была уже дома. Она цепко оглядела Ильку, сразу увидела кровоподтек и поздравила с «первым поцелуем лета». Илька промолчал и присел на стул.
– Носишься как угорелый и не думаешь, что я беспокоюсь, – сказала мама. – Неужели обязательно являться домой после меня?
– Все равно я забыл ключ, – вяло сказал Илька.
– Как всегда.
Илька решил было ответить, что на этот раз не «как всегда», а оставил в кармане брюк. Но не ответил. Не хотелось почему-то говорить.
– И с утра голодный, – продолжала мама. – Стал как щепка. Посмотри на себя.
Смотреть на себя Илька не стал, а сказал, что у них в классе есть толстый Малахов и все его зовут Дыней.
– Тебе это не грозит, – заметила мама и ушла разогревать котлеты.
Илька почувствовал, что есть совершенно не хочется. Тошно думать о котлетах. Водички бы глотнуть, а то сухо во рту. Но мама заставит пить кипяченую.
Котлеты на кухне отвратительно трещали в масле. Ильку слегка затошнило.
К счастью, пришел дядя Володя, мамин знакомый.
У дяди Володи было красивое худое лицо и черные мушкетерские усики. Одевался он тоже красиво: носил разноцветные свитеры и удивительно отглаженные брюки. Но сегодня он явился в сапогах и брезентовой куртке.
– Боже мой, Владимир?! – удивилась мама. – В какую дальнюю экспедицию вы опять собрались?
– Не «в», а «из», – сказал дядя Володя и ловко бросил у порога рюкзак.
– Когда же вы успели? Вы же недавно у нас были.
– Двадцатый век! Скорости…
– Проходите. Илька, ты почему не здороваешься? Снимайте куртку.
– Знаете, Тамарочка, не удержался и специально соскочил с автобуса, чтобы заглянуть к вам, – объяснил дядя Володя. – Хочу похвастаться необыкновенной добычей. Разрешаете?
– Разрешаю, – улыбнулась мама.
С загадочным лицом дядя Володя вынес на середину комнаты рюкзак. Расстегнул и опрокинул над желтыми половицами. Илька вытянул шею. Что-то непонятное, большое, светясь нежно-розовым пухом и сверкая пунцовыми перьями, медленно вываливалось из рюкзака. Наконец вывалилось и тяжело ударилось об пол. Илька увидел длинные птичьи ноги. Тоже розовые, со скрюченными пальцами.
Удивительная птица раскинулась перед Илькой. С длинной лебединой шеей, но на лебедя совсем не похожая. Всех цветов зари. Только алые крылья оторочены черной каймой.
Это была мертвая птица.
– Ой, что это? – громко сказала мама, обходя ее стороной.
– Вы, Тамарочка, не поверите. Сплошная экзотика. Самый настоящий фламинго… Каким южным ветром занесло его в наши края?
– Действительно… – произнесла мама.
Дядя Володя повесил пустой рюкзак на спинку Илькиного стула и со скромной гордостью шагнул в сторону: пусть все полюбуются на его добычу.
Илька сполз с сиденья и встал перед птицей на колени. Провел пальцем по розовой шее. Шелковистые перышки легко пружинили. Случайно Илька задел коленом клюв и вздрогнул: клюв был гладкий и очень холодный. Илька отодвинулся.
Дядя Володя праздничным голосом рассказывал:
– Представляете, чистейшая случайность. Встала машина: что-то стряслось с мотором. Водитель такой болван… Я вылез ноги поразмять. Смотрю – летит. Высоко. Думал, журавль. Даже не надеялся, что попаду. Бросился в кабину, схватил чье-то ружье – трах!
Смотрю – падает. Прямо на шоссе. Глазам своим не поверил…
Глаза фламинго были затянуты пеленой.
Илька спросил:
– Разве журавлей едят?
– Нет, конечно…
– Тогда зачем вы «трах»?
– Илька… – укоризненно сказала мама.
Дядя Володя сдержанно улыбнулся.
– Законный вопрос. Если рассуждать логически, стрелять не следовало. Но есть такая штука в человеке – охотничий азарт.
– Дурацкий азарт, – рассеянно отозвался Илька.
– Илья! – страшным голосом произнесла мама. – Как ты смеешь! Извинись сию же минуту!
Илька выпрямился.
– Извините, пожалуйста, – сказал он, – это я нечаянно. Я хотел подумать, а получилось вслух.