Все идет как по маслу, пока один из приятелей Гастона не начинает слизывать десерт с пальцев Терезы, предлагая проводить ее домой. На улице его поджидает карета. Бедный Гастон остается не у дел. Уже Берти такого точно не случилось бы.

IV

Прогулки по ночному Парижу Берти совершал не в одиночку.

Его жена, разумеется, крайне редко получала приглашения, даже в респектабельный театр на приличную пьесу.

Бедная глухая Александра все равно бы не расслышала театральный диалог, так какой был смысл тащить ее с собой? Только один раз за все время правления Наполеона III Берти на несколько дней привозил Александру в отель «Бристоль». Это было в мае 1869 года, когда они возвращались домой из семимесячного путешествия по Египту, Турции и полям крымских сражений (можно себе представить, каково было Александре хромать по русским степям и слушать описания кровавой резни). Как раз в это время она была беременна и отдала последние силы балу в Компьенском дворце, куда их пригласили Наполеон и Евгения, так что вряд ли Берти пришлось долго уговаривать утомленную принцессу отдохнуть в «Бристоле», пока он прогуляется по городу.

В ночных похождениях его обычно сопровождали кто-нибудь из английских братьев по оружию или французские приятели. Общительный, постоянно стремящийся к развлечениям, Берти чувствовал себя как рыба в воде в заряженной тестостероном компании молодых самцов, которую так ярко описывают Гастон Жоливе и граф де Мони. Элитные парижские клубы были конечно же рады принять английского принца в свои ряды, и очень скоро Берти уже был членом привилегированных жокей-клуба, яхт-клуба, Клуба Елисейских Полей и Артистического союза, где регулярно собирались богачи, жаждавшие безудержного веселья.

Аристократы и миллионеры-нувориши, по выражению Мони, сходились для «азартных игр, курения и бахвальства». Мужчины по вечерам отправлялись на спектакль или в ресторан и далеко за полночь, когда шампанское еще бурлило в крови, возвращались в клуб, занимавший обычно шикарный особняк или просторные апартаменты. Там, по словам того же Мони, «до рассвета – в узком кругу – мужчины вели самые непристойные разговоры, дурачились, как школьники, и если бы все это видел священник – его хватил бы удар». За закрытыми дверями элитные французские «жеребцы» притворялись ослами и устраивали родео, пока не валились на пол от усталости. Все это, конечно, после похожих скачек с актрисами в приватных кабинетах cafés.

Берти взял Наполеона III за пример для подражания и, приехав в Париж, был основательно подкован теоретически. Он легко влился в веселую компанию отвязных парижских самцов и охотно болтался вместе с ними по ночным улицам Города Света. Это легко объясняет тот факт, что вскоре Берти был знаком со всеми самыми порочными парижанками. Он совершал и самостоятельные выходы, правда, в более изысканное общество – salon[197].

К тому времени как Берти впервые посетил salon, эти великосветские тусовки были частью парижской жизни уже на протяжении веков. Здесь собирались самые богатые и модные парижане и вели интеллектуальные беседы; часто приглашались ставшие известными люди искусства.

Статус и степень влиятельности хозяина (или чаще хозяйки) салона определял калибр гостей. Самой «крутой» была, естественно, императрица Евгения, которая могла позвать любого на свои «понедельники», так называемые Lundis de VImpératrice[198]. Евгения, восседая в своем кресле, в окружении прекрасных dames du palais, задавала тон разговорам, развлекала гостей ужином и танцами.

Все эти soirées[199] были в высшей степени стилизованными. Мужчины, в черных сюртуках, бриджах ниже колена и чулках, играли роль галантных кавалеров, обольщая самых изысканных женщин Парижа. По первому зову Евгении в Тюильри стекались иностранные королевские особы (частым гостем был и Берти), самые успешные дипломаты (прежде всего, конечно, те, у кого были очаровательные жены), да и вообще, все те, кто стал фаворитом недели. Ученый Луи Пастер, известный как изобретатель технологии пастеризации[200], был приглашен, чтобы продемонстрировать императрице и ее друзьям один из своих новых микроскопов. Видимо, он демонстрировал собравшимся разницу между кровью человека и лягушки. Хочется думать, что Евгении хватило остроумия заказать в тот вечер на ужин cuisses de grenouille[201].

За пределами императорского двора успех салона во многом зависел от умения хозяйки привлечь не только людей, носящих звучные аристократические имена, но и знаменитостей, в числе которых были – это же Франция – писатели, художники и философы. Еще в XVII–XVIII веках хозяйки салонов обычно сами были grandes dames[202], но все изменилось при Наполеоне III, и теперь cocotte могла конкурировать с герцогиней на равных за место на социальной лестнице.

Salon звучит, конечно, солидно, хотя это слово означает всего лишь гостиную. Гости располагались в продуманно расставленных креслах с угощением, подавали прохладительные напитки. Именно гости были призваны оживить декор гостиной своими блистательными нарядами или речами, так чтобы на следующий день le tout Paris[203] услышал о потрясающей вечеринке. Светские рауты в Лондоне, которые устраивал Берти, можно было бы назвать salons, если бы уровень интеллектуальной беседы был чуть повыше и все не сводилось бы к подсчету куропаток, подстреленных в Норфолке, и рассказу о чьей-то голове, облитой виски. Парижские salons стремились к иным забавам, даже если его хозяйка была куртизанкой.

Берти, как известно, частенько посещал salons австрийского посла Рихарда фон Меттерниха, очень популярного в Париже не только по причине политической важности Австрийской империи во франко-прусской игре мускулами, но еще и потому, что был женат на своей ослепительно красивой племяннице Паулине. Супруги проживали в Париже с 1859 года, и Паулина была хозяйкой самого блистательного салона Европы. В конце 1860-х ей только что исполнилось тридцать лет, и она была на пике своей красоты. С портрета, написанного придворным художником Францем Ксавером Винтерхальтером, на нас смотрит сладострастная молодая брюнетка, уверенная в том, что ей подвластен весь мир. Неудивительно, что она стала «близким другом» Наполеона. Трудно сказать, насколько эта дружба была бескорыстной, но, учитывая то, что Паулина была еще и близкой подругой Евгении, а император вел безостановочную кампанию обольщения все то время, пока Меттернихи находились в Париже, можно с уверенностью утверждать, что молодая красавица не поддалась на его ухаживания.