Постояв ещё три секунды, я развернулась и направилась к дверям. Говорить больше было не о чем.

– Лин, – вдруг окликнул меня Сэджик, а затем быстро подошёл и опустил что-то в карман пальто.

Уже в коридоре я обнаружила, что это была мятая упаковка флуоксетанга. Последний подарок моего босса оказался унизительным.

⁂

Я не могла вспомнить, в какой момент моя жизнь начала напоминать затянувшийся кошмар. После разговора с Сэджиком мне хотелось тихо скончаться в каком-нибудь уединённом месте, но Хвон не дал этого сделать. Следующей ночью он завалился ко мне с дюжиной геймпадов и выпивкой.

– Если ты не можешь победить вирус внутри себя, победи его в игре! – с жаром сказал он, и именно под этим лозунгом прошли следующие сорок восемь часов. Я боялась, что друг испугается, но Чангпу отнёсся к моему заражению как к достойной миссии, которой он ждал всю свою жизнь. Моё спасение было если не делом чести, то уж точно увлекательнейшей из игр, и я не хотела портить ему удовольствие.

Мне было все равно. Состояние было стабильным, настроение равномерно паршивым, а часы измерялись дозировкой флуокса в моей крови. Подачку Йена я выбросила в порыве гнева, но тут же посчитала свой поступок опрометчивым, после чего достала упаковку таблеток из измельчителя и спрятала в свой тайник за зеркалом.

«Так делают все наркоманы», – подумала я, глядя в глаза своему отражению.

Ехать к врачам не хотелось, да и без толку было: в электронной инструкции, которую прислали мне на почту, до сих пор горела строчка: «Ожидайте дальнейших указаний». А это означало, что лечения попросту нет. Для меня нет. Возможно, Абра Хо блефовал, и златоносный кегури скончается раньше, чем я, но, если честно, всё это больше не волновало меня. Я оторвалась от Земли и теперь достигла точки невозврата. Плыла в невесомости, точно астероидная пыль. Ещё несколько часов, и в моём скафандре закончится кислород, и тогда я, наверное, подниму забрало своего космошлема и позволю вселенскому вакууму высосать меня подчистую.

– С чего начнём? – спросил одухотворённый Хвон, аккуратно раскладывая по моей комнате джойкегури.

– Давай по алфавиту, – сказала я, пригубив коктейль с диким названием «Кислотная вишня». Состав был не менее ужасающим и больше сгодился бы для чистки туалетов, но, как я уже сказала, мне было всё равно. Мой организм отслужил своё.

– По алфавиту… – Хвон задумался, но быстро сообразил, что я шучу. – Очень смешно, Лин. Давай протестируй вот этот.

От слова «протестируй» меня покоробило, но я сдержалась. Уселась на кровать, сняла майку (Хвон в этот момент отвернулся) и без лишних прелюдий подключилась к предложенной игре.

Гонки. Прекрасно. Выпитые коктейли давали о себе знать, и я рулила как попало. В итоге на первом же повороте меня занесло, и я разбила себе голову. Игрушка продемонстрировала красочную картинку растёкшихся мозгов вперемешку с волосами и только потом оповестила меня, что «игра окончена».

– Серьёзно? – усмехнулась я. В голове шумело. Игры вроде гонок запрограммированы передавать приближенные к реальным болевые ощущения, причем ключевое слово здесь «приближенные». Во многом то, как мы воспринимаем нативки, зависит от способностей нашего мозга, от нашей внушаемости. Я относилась к группе людей с повышенной восприимчивостью – каждый проходит специальный тест ещё в начальной школе. Моего отца предупреждали, что у меня могут быть проблемы с наркотиками и алкоголем, если, конечно, я не стану геймером. И я стала. Осознанно или нет, я избрала для себя наименьшее из зол – быть в игре. Хотя, если разобраться, именно игры стали самым сильным наркотиком нашего века. Нашей валютой. Основой жизни и, как в моём случае, причиной смерти.

Пришлось сосредоточиться, чтобы пройти первый раунд без потерь. Совершая круг почёта, я вдруг заметила чёрную машину, мчащуюся наперерез.

– Что ещё за?!.. – только и успела вскрикнуть я: машина на полной скорости протаранила мой болид, и я вылетела прямо на трассу.

«Игра окончена», – прочитала я, разглядывая месиво из костей и мяса. Тело ныло ещё минут пять – до тех пор, пока джойкегури не приказал моему мозгу прекратить пытку. Эндорфиновая волна перекрыла боль, но возвращаться к гонкам я не торопилась. Чёрная машина не была частью сюжета, она была ошибкой, артефактом, призванным уничтожить меня. Она была вирусом, локализованным внутри игрового поля.

– Ладно, засранец. – Я покрепче ухватилась за штурвал своего болида. – Попробуй догони!

– Отлично сказано, первый! – ухмыльнулся второй пилот. Он уселся рядом и принялся насвистывать себе под нос – так мог вести себя только бот, коим он и был.

Третий раунд закончился, не успев начаться: послав ко всем чертям законы гравитации, чёрная машина сверзилась на мою голову ещё на старте. Рассматривая оставшееся от меня мокрое пятно, я решила, что с меня хватит.

– Вирус локализовался в игре, – сказала я, отсоединяясь от ни в чём не повинного геймпада. – Теперь он тоже заражён.

– Значит, минус один. – Хвон спокойно отложил джойкегури с гонками и выдал мне новый. – Вирус – всего лишь паразит, Лин-ян. Он не может сгенерировать того, чего нет в тебе, поэтому в одной из этих игр ты одолеешь его.

– Он нарушает законы игрового пространства, Хвон. – Я развела руками. – В этой игре гоночная машина летала как космический корабль!

– Значит, в следующий раз ты полетишь быстрее, – спокойно сказал этот непоколебимый парень. Я вздохнула. Не мне рассказывать Хвону, как паршиво бывает после трёх смертей подряд: его геймерский стаж куда больше, чем мой.

В пять утра он протянул мне последнего джойкегури. Чангпу валился с ног, а я ощущала себя как один большой синяк: рецепторы боли были раскалены до предела, и даже прикосновение мягчайшего в мире пёрышка доставило бы мне сейчас невероятную боль.

За последние семь часов мы перепробовали всё: сражаться с вирусом в открытом космосе, на десятке других планет, в джунглях и в бушующем море. Один за другим геймпады приоткрывали мне новые миры и один за другим заражались ВППНИ. Оказываясь на игровом поле, вирус принимал облик кракена, древнего демона ада, инопланетного луча смерти, испепеляющей звезды, гигантского океанского червя и прочие немыслимые виды, и каждый раз одерживал победу. Последняя игра была детской развивашкой: нужно было рубить фрукты, летящие в тебя, при помощи самурайского меча.

Взломать код такой игры не составило труда, и уже через пять секунд после начала вирус обнаружил себя. Гигантская двухцепочечная спираль ДНК аспидно-чёрного цвета развернулась посреди безоблачного неба. ДНК как символ моего несовершенства. Словно насмехаясь надо мной, она скользила по небу, завивалась и закручивалась, делилась и пожирала пространство, пока наконец не пожрала и меня.

Всё было кончено. Опустошённая до самого дна, я упала на кровать, где уже дрых мой доблестный напарник. Поджав ноги, я свернулась клубочком, и обжигающие слёзы потекли по моим щекам. Слёзы безысходности и облегчения одновременно.