– Нет! Не обратил бы, – Алим закусил нижнюю губу и посмотрел тревожным взглядом, в котором так и читалось: это все или еще будут вопросы?

– Я-я-а… – замялась, подбирая нужные слова. – Я люблю тебя, как брата, и не давала повода думать, что между нами возможны иные отношения. Прежде ты вел себя безупречно. Я ни разу не усомнилась в искренности братских чувств. Но, если вы с Лидой встречались, значит ли это?..

– Что люблю тебя иначе? – закончил фразу и горько усмехнулся. – Действительно хочешь знать?

– Алим, мне же не пятнадцать!

– Нина, – мужчина взял мою ладонь и поднес к губам, – именно потому, что знаю, какая ты на самом деле, меня и влечет к тебе с безумной силой. Пока ты была маленькой, я просто любил само твое существование и довольствовался верной службой. Сейчас все иначе. Ты превращаешься в привлекательную девушку. Я бы жизнь отдал, если бы это помогло тебя завоевать. Проблема в том, что моя жизнь и так принадлежит тебе, а я не вижу в твоем сердце той же всепоглощающей страсти, которую испытываю сам. Я мог бы побороться за любовь, мог бы даже ее внушить, но слишком сильно тебя люблю, чтобы так поступить.

– Алим, неужели все так серьезно? – погладила молодого человека по щеке. – Я привыкла, что ты рядом, что всегда находишь нужные слова, поддерживаешь, если требуется. Я тебя люблю, но не так, как ты этого хочешь.

– Не забивай себе этим голову, – ашкеназец печально улыбнулся. – Пусть между нами все остается, как прежде. Но, если вдруг передумаешь и придешь ко мне, никуда больше не отпущу. Никто другой мне не нужен. Я готов ждать сколько угодно времени ради того, чтобы однажды ты меня полюбила.

– Мне так жаль, – тяжело вздохнула, испытывая сочувствие таким сильным чувствам, которые не могла разделить. – А как же продолжение рода и все такое? Ты ведь глава, великий князь? Зачем отказываешь себе в личном счастье?

– Ты – мое личное счастье. Знаешь, я много размышлял об этом и пришел к пониманию, что страсть недолговечна. Отношения строятся на доверии, скрепляются клятвами и общими интересами. И пока доверяем друг другу, а наши цели совпадают, мы будем вместе.

– И какие же это цели?

– Сделать тебя счастливой! – Алим вновь завладел моей рукой и преданно посмотрел в глаза. – В этом мое предназначение.

– Эти слова больше подходят супругу, а не брату, – покачала головой. – Но я благодарна за откровенность. Не знаю, чем заслужила такую любовь. И не говори, что спасением жизни! Ты не единственный, над кем довлеет долг жизни. Но я никогда не требовала невозможного взамен.

– И в этом вся ты! Бросаешься на защиту, если грозит опасность, не думаешь о выгоде. В такие минуты я сам готов сто раз погибнуть, чтобы уберечь тебя от беды, – мужчина приложился щекой к моей ладони и накрыл ее своей рукой.

Я потянулась навстречу и как-то само получилось, что Алим положил голову мне на колени и, прикрыв глаза, разомлел от поглаживаний по волосам. Так и сидели, пока в дверь осторожно не поскребся слуга с вопросом, будет ли их сиятельство ужинать сегодня или нет.

Не знаю, получится ли у меня когда-нибудь ответить на такую любовь? У нас особенная связь, основанная на чистой и безусловной преданности, потребности друг в друге, желании находиться рядом. Я это ценю и не хочу потерять.

От ужина я отказалась, но составила брату компанию. Ему и так тяжело после гибели Лиды, и проблемы никуда не делись. Алиму приходилось решать сотни разноплановых задач ежедневно, находить время на общение с помощниками, выслушивать доклады, анализировать информацию и принимать решения. В какой-то степени князю помогало умение распараллеливать сознание и обдумывать до десяти вопросов одновременно. Предположу, он так и поступал, не оставляя себе ни минутки личного времени.

Наконец, поступило сообщение от Ивана, что наша провокация перешла к стадии «боевых действий». Задумка сработала, как надо. Ирина появилась в комнате Варфоломея, а граф Шереметьев под воздействием «любовного влечения» воспылал вдруг чувствами к девушке. Кочеткова, как будущий боевой маг, дала нешуточный отпор и жахнула пульсаром по обидчику. Сбежалась половина общежития – время позднее, студенты давно вернулись с занятий. А тут и Ромка подоспел, да так сцепился с соседом, что едва разняли. Пока дрались, Женька в выражениях не стеснялся и выложил, как на самом деле относится к Варфоломею.

Я прибыла уже к финалу разборок, когда преподаватели растащили спорщиков по углам и устроили разбор полетов. Ирину трясло крупной дрожью. Хорошо, Ольга появилась раньше и отвела бедняжку в сторону. Шереметьев облил девушку грязью, подробно расписав для чего магичек, как она, используют внутри рода. Варфоломей в отместку забил поганый язык графа ему же в глотку и попутно переломал все кости, до которых успел дотянуться.

Как и предполагалось, Евгений обвинил Кочеткову, что та сама пришла в мужское крыло общежития. Но в ответ девушка показала сообщение магической почты, после чего выкрики графа, что он ничего не отправлял, выглядели жалко и мелочно. Ректор, которого сорвали со званого вечера в столице, не стал вникать в подробности. Доказательства непристойного поведения на лицо. Обоих парней отправил в карцер за драку, а Кочетковой влепил взыскание за причиненный ущерб и двухнедельную отработку на пользу академии. Мы с Ольгой увели Ирину к себе, где напоили успокоительным отваром. От имени Данияра я пообещала возместить материальный ущерб и намекнула, что этот скандал случился неспроста.

– Ты помогла выявить шпиона, который следил за каждым шагом Варфоломея. – Слова утешения с Кочетковой не сработали, а вот новость о принесенной пользе подействовала магически. Девушка сразу перестала всхлипывать и причитать, что все пропало. – Никто не посмеет тебя выгнать! Наоборот, ты доказала, что в критической ситуации способна действовать хладнокровно и расчетливо. Пульсар же не испепелил Шереметьева на месте? Во-от! А мог бы! Правильно?

– Но он же растрепал, что я сама пришла! Что теперь Варфоломей Никитич подумает?

Ага! Вот и истинная причина слез.

– Только то, что Шереметьев легко отделался! – хмыкнула Орлова. – Говорят, Ромка едва услышал, что к тебе кто-то приставал, как бешеный сделался. Его еле оттащили, он графа в отбивную превратил. Вон, как твою честь защищать бросился! Так что, теперь сплетники сто раз подумают, прежде чем напраслину возводить. Да и ребята с нашего курса в обиду не дадут. Твой перевод на боевой факультет – дело решенное. А мы своих в обиду не дадим!

– Правда?  – подняла на нас заплаканные глазищи.