Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Март рассматривал загадочные узоры, следуя взглядом вдоль извилистых дорожек своеобразного лабиринта. Уже в который раз дорожки приводили его к знакомому холму – и никогда обратно! Обвивая змеёй каменистые склоны, они взбирались всё выше, пока не сходились на самой вершине, в точности там, где стояла хижина мага.
«Занятно… Так античные боги могли бы потешаться над Тесеем: подаренная Ариадной нить неизменно возвращает беднягу к логову Минотавра – сюрпри-и-з!»
Минотавр? Март усмехнулся: выживший из ума старикашка, который даже имя себе вынужден был придумать заново, тянул разве что на мумию насекомого. Какого-нибудь кузнечика или палочника…
«Интересно, сам-то он знает об этих узорах? Хм-м… Наверняка. Возможно, именно поэтому старый хитрец построил хижину на макушке холма – в самом центре лабиринта, в самом сердце этого „поля чудес”. Но для чего?»
Хорошая задачка для любителей головоломок, однако пора было двигаться дальше, иначе Март рисковал не добраться до жилья к наступлению ночи.
Скалы и камни, скалы и камни…
«Как долго ещё сбивать ноги об эти чёртовы булыжники? Наверное, до самой смерти теперь будут сниться…»
Скалы и камни…
«Как долго… До самой смерти… Как долго… До смерти…» – одни и те же слова появлялись в мозгу снова и снова, преследовали, крутились заезженной граммофонной пластинкой, достраивая и достраивая до бесконечности бесконечно же опостылевшую цепочку. Не мудрено: однообразие каменной пустыни порождало такое же однообразие мыслей.
Март запрокинул голову, поморгал заслезившимися глазами на синеву.
«Вот были бы крылья…»
Нехорошо стало внутри от этой безобидной фантазии, словно зацепило поджившую рану.
И снова – лишь скалы и камни. И небо…
…Серое и мёртвое – внизу, синее и не достижимое ни смертному, ни самой смерти – вверху. По мёртвому бредёт человек. Прах к праху…
Март встряхнулся, сбрасывая туман полузабытья.
«Наваждение какое-то!»
И удивился: когда он успел повернуть? Очередная путевая веха, о которой говорил Магуш, – приметный камень (Ха-ха! Ну а что же ещё?) – находилась значительно в стороне, совсем не там, где была раньше, когда Март… Когда… Когда? Сколько времени прошло? Вряд ли много, судя по расположению Марта относительно нехитрого ориентира. Уф-ф! Слава богу, не успел заблудиться! В прошлый раз только случайность вывела к жилью отшельника – повезло. В противном случае… Марту даже думать не хотелось, что его выскобленный песчаными ветрами и выбеленный солнцем скелет до скончания времён валялся бы в этих камнях. Уф-ф!
Март похлопал себя по щекам, до красноты растёр уши. Глубоко, едва не до треска в рёбрах, вдохнул – и в три этапа коротко и резко выбросил воздух через нос, полностью опустошив лёгкие. Вдохнул ещё и растянул выдох (на этот раз через рот), успокаивая заколотившееся сердце. Теперь он чувствовал себя значительно бодрее. И какого ляда он почти заснул на ходу?
Камень за камнем (все одинаковые, неприметные) – с интервалом ровно в один шаг. И тени от камней: пятно за пятном, уменьшаясь в перспективе до точек, они выстроились в ряд, который появлялся из-за небольшой возвышенности и – Март оглянулся – терялся позади, огибая такой же холм. Изогнутая пунктирная линия без начала и конца, из ниоткуда в никуда…
«Прямо-таки схема моего жизненного пути: один серый и незначительный, навроде точки, день за другим, таким же блёклым и невзрачным, ничем не отличающимся от остальных. Нудное, бесконечное многоточие без цели, смысла и даже определённого направления. Как муха наследила… Но я-то – не муха! Не муха… однако что бы ни пытался предпринять – как пошёл этот пунктир от самого рождения, так и продолжается до сей поры! И так же будет он тянуться, пока смерть не решит, которая из точек станет последней…»
Захотелось опуститься на землю и не вставать больше никогда. А куда идти-то, в самом деле? Что впереди, что позади – всё та же монотонная череда крупиц не-света и не-тьмы…
«Чья жизнь – тень, тот и сам – тень… Так почему бы не остановиться и не поставить финальную точку прямо сейчас? Всего-то: свернуться калачиком и замереть под одним из обломков этого унылого мира, навсегда слившись с его тенью…»
Тени, тени… Будто тончайшую чёрную кисею проволокли по земле, и обрывки её, уцепившись за камни, теперь надёжно оберегали сгустки сумерек от солнечного света – Март напряжённо всматривался в каждый.
«Отсутствие света – отсутствие движения, страстей и тревог», – пришло на ум.
Да, самое место для такого, как он…
«…Этот мир – лишь тень, отброшенная иным, настоящим миром – действительно реальным, живым, освещённым и согретым любовью Создателя… Этот мир – тень. И сам ты – одна из теней…» – кто говорил это Марту? Не вспомнить.
«…Этот мир лишён любви Создателя! Разве ты не видишь сам?..» – обрывки фраз, как обрывки сна…
«…Доказательства? В твоей жизни… нет любви, Максуд! Какие ещё доказательства тебе нужны?..»
Максуд? Почему в его сне имя неизвестного пастуха?.. А его ли, Марта, это сон?
«Какой, к чёрту, сон?!»
Март очнулся – и с недоумением обнаружил, что уже не идёт, а стоит на коленях и пялится в тень от очередного камня. Сам не заметил, когда опустился на землю! Что за дурацкое наваждение – опять! Март уселся и помотал головой, словно и к нему, к его сознанию, прилип обрывок призрачной теневой кисеи, и хмыкнул: с чего бы это он так раскис? Возможно, источником приступов сна на ходу и всепоглощающей апатии явилась накопившаяся усталость… А может…
«Нить лже-Ариадны! Вот чертовщина! Не это ли имел в виду Магуш, когда предупреждал не смотреть под ноги?!»
Марта даже передёрнуло при