Враги на ближних крышах испустили торжествующий вопль, а Аш, наблюдавший за происходящим из окна своей конторы, резко втянул воздух сквозь стиснутые зубы и подумал: «О боже, он убит!» – а в следующий миг: «Нет, не убит!» Ибо раненый медленно, с трудом поднялся на колени, а потом, совершив над собой огромное усилие, на ноги.

Кровь хлестала из глубокой раны у него на лбу, сплошь заливая пол-лица и окрашивая плечо в алый цвет, и, пока он стоял там, покачиваясь, выстрелили два десятка мушкетов и столько же облачков пыли поднялось вокруг него от оштукатуренной кровли. Но казалось, он неуязвим: ни одна пуля не попала в него, и спустя несколько мгновений он повернулся, нетвердой поступью прошел к лестнице, ощупью спустился вниз и исчез из виду.

Здание офицерской столовой было полно слуг, которые прибежали из своих хижин, чтобы укрыться в резиденции, и разведчиков, которые безостановочно стреляли сквозь бойницы, прорубленные в стенах и деревянных ставнях, и не обернулись, когда раненый посланник вышел из-за поворота лестницы. Без посторонней помощи пройдя в ближайшую комнату, оказавшуюся спальней Уолли, он велел дрожащему кухонному работнику, прятавшемуся там, немедленно привести доктора-сахиба. Паренек умчался, и через несколько минут скорым шагом пришел Рози, после сбивчивого рассказа слуги ожидавший найти своего шефа мертвым или умирающим.

– Всего лишь царапина, – раздраженно сказал сэр Луи. – Но у меня от нее чертовски кружится голова. Будьте другом, наложите мне повязку и пошлите одного из этих идиотов за Уильямом. Мы должны отослать еще одно письмо эмиру. Он наша единственная надежда, и… о, вот и вы, Уильям. Нет, со мной все в порядке. Просто поверхностная рана. Возьмите ручку и бумагу и пишите, пока Келли меня латает. Быстрее! Вы готовы?

Он начал диктовать, а Уильям, схватив ручку и бумагу со стола в соседней комнате, принялся торопливо писать. Рози тем временем промыл рану, перебинтовал сэру Луи голову и, сняв с него окровавленную рубашку, дал вместо нее одну из рубашек Уолли.

– Кого мы отправим во дворец с запиской? – спросил Уильям, торопливо запечатывая облаткой сложенный лист бумаги. – Сейчас, когда мы окружены, выбраться отсюда непросто.

– Пойдет Гулам Наби, – сказал сэр Луи. – Пришлите его ко мне, я поговорю с ним. Нам придется тайно вывести его через заднюю дверь двора и молиться Богу, чтобы там никого не оказалось.

Гулам Наби, уроженец Кабула, в прошлом служил в Корпусе разведчиков, а его брат в настоящее время был ворди-майором кавалерии разведчиков в Мардане. Со дня прибытия британской миссии он работал в резиденции рассыльным и мгновенно согласился доставить письмо Каваньяри-сахиба во дворец. Уильям спустился вместе с ним во двор и стоял с револьвером наготове, пока отодвигали засовы маленькой, незаметной и редко использовавшейся двери в задней стене двора, поблизости от багажной палатки.

Сама стена была толщиной в один саманный кирпич, а за ней находилась узкая улочка, являвшаяся частью лабиринта переулков и домов, на крышах которых уже толпились возбужденные зрители – многие из них вооружились древними джезайлами и вели огонь по неверным в духе джихада. Как следствие, на улице почти никого не было, и Гулам Наби выскользнул за маленькую дверь, перебежал на противоположную сторону улицы, плохо простреливавшуюся с крыш, и опрометью помчался в направлении дворца в верхнем Бала-Хиссаре.

Но едва он свернул за угол, как позади него раздались крики и треск выстрелов, свидетельствовавшие, что его заметили. Послышался частый топот преследователей, и дверь еле успели закрыть и заложить засовами, когда по ней яростно забарабанили кулаки.

В считаные минуты за дверью собралась толпа, колотящая в нее палками и прикладами мушкетов, и, хотя она превосходила по прочности главную дверь во двор, было неизвестно, как долго она выдержит подобного рода обращение.

– Надо ее забаррикадировать, – задыхаясь, проговорил Уильям.

Они так и сделали, пустив в дело все, что подвернулось под руку: столы, якданы, окованные жестью ящики с зимней одеждой, софу и буфет красного дерева. А Гулам Наби тем временем, оторвавшись от погони в лабиринте узких улочек, благополучно добрался до дворца через дворцовый сад.

Письмо сэра Луи у него взяли, но вернуться обратно с ответным посланием не позволили. Как и предыдущему посыльному, Гуламу Наби велели подождать в одной из маленьких приемных, пока эмир обдумывает ответ. И там он прождал весь день.

На равнине близ Бен-и-Хиссара косильщики и охранники услышали выстрелы, и коте-дафадар Фатех Мухаммед, поняв, откуда доносится шум, и зная о ненависти гератских полков и городских жителей к иностранцам в Бала-Хиссаре, почувствовал неприятную уверенность, что британской миссии грозит опасность. Торопливо собрав рассыпавшихся в разные стороны косильщиков, он поручил всех, кроме двух, заботам афганских солдат, приказав им немедленно передать людей на попечение командира Афганского кавалерийского полка, некоего Ибрагим-хана, в прошлом служившего в Бенгальской кавалерии, чья нынешняя часть стояла рядом с Бен-и-Хиссаром. Оставшимся двум косильщикам вместе с соварами Акбар-шахом и Нараином Сингхом предстояло немедленно вернуться вместе с ним в крепость.

Пятеро мужчин, пустивших лошадей в полный галоп, довольно скоро увидели впереди южную стену города и крыши зданий резиденции, и тотчас все надежды, какие они могли питать, бесследно исчезли. На крышах, куда им запрещалось подниматься, дабы не оскорблять чувства соседей, сейчас было полно людей, и при виде их они все поняли. Они поняли, что территория резиденции подвергается атаке, и пришпорили лошадей в надежде пробиться через ворота Шах-Шахи. Но они опоздали: к воротам уже хлынула толпа сброда.

Половина города услышала выстрелы и увидела солдат мятежных полков, бегущих в свои лагеря за мушкетами и винтовками, и бадмаши, оценив ситуацию, не стали терять время. Похватав все подвернувшееся под руку оружие, они ринулись к Бала-Хиссару, чтобы присоединиться к нападению на ненавистных чужаков. Головная группа горожан уже бежала по дороге к воротам Шах-Шахи, предводительствуемая факиром, который размахивал зеленым знаменем и воодушевлял людей неистовыми воплями. По пятам за ними следовали другие, великое множество других: чернь древнего города валила из всех зловонных хибар, улочек и проулков, подгоняемая надеждой на добычу и жаждой крови, одержимая желанием убивать.

Коте-дафадар яростно натянул поводья, сообразив, что любая попытка достичь ворот первыми или пробиться сквозь исступленную толпу равносильна самоубийству и что искать укрытия в городе тоже значит идти на верную погибель. Лучшее, если не единственное, что они могли сделать, – это двинуться к форту под командованием тестя эмира. Коте-дафадар, выкрикнув приказ, резко развернул свою лошадь и поскакал наискось по равнине, увлекая за собой четверых своих спутников. Но неподалеку от форта их нагнали четверо афганских солдат, которые, передав косильщиков на попечение Ибрагим-хана, последовали за пятеркой из эскорта с намерением убить совара-сикха Нараина Сингха, уверенные, что в сем похвальном деле (ибо разве правоверных не учат убивать неверных?) к ним с радостью присоединятся четверо его товарищей-мусульман. Но они скоро утратили свои иллюзии.