* * *

Амелия встретила меня в коридоре. Она посмотрела на мой чемодан с презрением женщины высшего света.

— И это все?

— Я путешествую налегке.

— Налегке? Я сказала бы, голышом.

Она разочарованно вздохнула.

— Ладно, следуйте за мной.

Мой чемодан был обычным тянитолкаем с выдвижной ручкой и небольшими колесиками. Он деловито громыхал по каменному полу, пока я тащил его за собой по коридору и дальше в жилую часть дома.

— Прошлым вечером я несколько раз пыталась дозвониться до вас, — не поворачивая головы, сказала Амелия. — Но вы не ответили.

Началось, подумал я.

— Забыл зарядить мобильник.

— Да? А как насчет телефона в вашем номере?

— Наверное, я выходил в то время, когда вы звонили.

— И не были в номере до полуночи?

Я поморщился, глядя ей в спину.

— Вы хотели сообщить мне что-то важное?

— Нам сюда.

Она подошла к двери, открыла ее и отступила в сторону, позволяя мне войти. В комнате было темно, но неплотно закрытые шторы пропускали достаточно света, чтобы я мог разглядеть двойную кровать. От нее пахло несвежим бельем и цветочным мылом старых леди. Амелия закрыла дверь и торопливо раздвинула шторы.

— Отныне вы будете спать здесь.

Я осмотрел небольшую комнату. Вторая раздвижная стеклянная дверь выходила на лужайку. Сбоку от кровати стоял стол с дешевой лампой на шарнирной подставке. Рядом находилось продавленное кресло, накрытое толсто связанным бежевым покрывалом. Встроенный шкаф с зеркальными дверцами занимал всю боковую стену. Дальше располагалась ванная комната с белой кафельной плиткой. Жилое помещение было опрятным и функциональным, но жутко унылым.

Я попытался отшутиться:

— У вас здесь жила какая-то старушка?

— Нет, у нас тут жил Майк Макэра.

Она раздвинула одну из створок шкафа и указала на вешалки с мужскими жакетами и рубашками.

— К сожалению, мы не успели убрать его одежду. Мать Майка находится в доме для престарелых, и она не имеет возможности хранить его вещи. Но вы сами сказали, что путешествуете налегке. И жить вам здесь придется недолго — всего лишь несколько дней. Закончите книгу и уедете домой.

Я никогда не отличался суеверностью, но некоторые места, по моему глубокому убеждению, обладают гнетущей атмосферой. Эта комната не понравилась мне с той самой секунды, как мы вошли в нее. Мысль о том, что я буду касаться одежды Макэры, едва не ввергла меня в панику.

— Я всегда следую определенным правилам и не ночую в домах клиентов. — Мне с трудом удалось удержать свой голос достаточно бесцеремонным и веселым. — Иногда, в конце рабочего дня, полезно уйти от них подальше.

— Зато вы получите постоянный доступ к рукописи. Разве вы не мечтали об этом?

На миг в ее улыбке промелькнуло неподдельное веселье. Она имела меня, где хотела, — в фигуральном и буквальном смысле слова.

— Кроме того, вы не сможете долго скрываться от толп репортеров. Рано или поздно они поймут, кем вы являетесь, и начнут надоедать вопросами. Зачем вам такие неприятности? А здесь вы сможете работать в тишине и покое.

— Не могли бы вы предоставить мне другую комнату?

— В особняке имеется только шесть спален. По одной занимают Адам и Рут. Еще одна выделена мне. Девушки делят четвертую. Пятой пользуются телохранители, работающие в ночную смену. Гостевой домик полностью отдан сотрудникам из службы безопасности. Не вредничайте. Простыни можно сменить.

Амелия бросила взгляд на свои элегантные золотые часы.

— Послушайте, — сказала она. — С минуты на минуту сюда приедет Сидней Кролл. Примерно через полчаса начнется пресс-конференция Международного суда. Мы ожидаем услышать заявление прокурора. Почему бы вам не распаковать свои вещи и не подняться наверх, чтобы составить нам компанию? Каким бы ни было решение, оно затронет и вас. Ведь вы теперь в нашей команде.

— Неужели?

— Конечно. Вчера вы написали черновик заявления. Это сделало вас нашим сообщником.

Когда она ушла, я и пальцем не притронулся к своему чемодану. Внутри меня бурлило раздражение. Не желая принимать сложившуюся ситуацию, я сел на край кровати и уставился в окно. Мой взгляд скользил по продуваемой ветром лужайке, по низкому подлеску и огромному небу. Небольшая искорка белого света пронзила серые тучи и, быстро приближаясь, начала увеличиваться в размере. Вертолет! Он низко промчался над крышей, встряхнув раздвижные стеклянные двери, затем через минуту или две возник снова, паря уже в миле от дома — чуть выше горизонта, как зловещая роковая комета. Я подумал, что если какой-то дайджест с урезанным бюджетом позволил себе нанять вертолет в надежде поймать в прицел видеокамеры британского экс-премьера, это было проявлением того, насколько серьезной становилась ситуация. Я представил себе, как Кэт в своем лондонском офисе самодовольно наблюдала за прямым включением с Мартас-Виньярда, и мне вдруг безумно захотелось выбежать во двор и закружиться с раскинутыми в стороны руками наподобие Джулии Эндрюс в фильме «Звуки музыки». Да, милая, смотри на меня! Я здесь — вместе с военным преступником! Я его сообщник!

Мой ступор длился до тех пор, пока не послышался шум минивэна, подкатившего к крыльцу особняка. Чуть позже зазвучали голоса в коридоре и холле. Затем, судя по шагам, небольшая армия протопала вверх по деревянной лестнице, выбивая своими подошвами тысячи долларов в час, если брать в расчет лишь легальные гонорары. Дав Кроллу и его клиентам пару минут на рукопожатия, соболезнования и вежливые выражения доверия, я уныло покинул жилище покойника и поднялся в гостиную, чтобы присоединиться к «своей команде».

* * *

Кролл прилетел из Вашингтона на частном реактивном самолете. Его сопровождали два молодых помощника — изумительно красивая мексиканка, которую он представил как Энкарнасион, и чернокожий юноша из Нью-Йорка по имени Джош. Их троица устроилась на софе — затылками к окну и с Кроллом посередине. Помощники тут же разместили на столе свои ноутбуки. Адам и Рут сели напротив них на кушетку. Мы с Амелией расположились в креслах. На экране огромного плоского телевизора, стоявшего рядом с камином, демонстрировались крыша и двор особняка. Телеканал вел прямую трансляцию съемок с вертолета, чье слабое жужжание доносилось до нас снаружи. Вскоре новости переключились на толпу журналистов, собравшихся в Гаагском суде, и на большой зал с витыми канделябрами, где должна была проходить пресс-конференция. Каждый раз, когда я видел пустую трибуну с логотипом Международного суда (лавровые ветви и весы правосудия) на фоне синей эмблемы ООН, мои нервы начинали трещать от напряжения. В отличие от меня, Лэнг выглядел спокойным. Он снял куртку, оставшись в белой рубашке и темно-синем галстуке. Его метаболизм как раз и был рассчитан на такие неординарные и острые ситуации.