— Да, конечно, — сухо ответил он, и она продолжила:

— В этой пьесе мне всегда казалась непонятной одна вещь. С первой пары возлюбленных волшебство было снято, и они вернулись к обычному состоянию, продолжая любить друг друга, как и раньше. Но другие двое? Ведь герой прежде терпеть не мог девицу, готов был ее убить, а что же теперь? Или Пэк, у которого своеобразное чувство юмора, решил сыграть над ним злую шутку? И что будет потом, когда Деметрий очнется от волшебства?

— Надо бы спросить у Шекспира, но, пожалуй, немного поздно! — Грегори сделал паузу и с ухмылкой продолжил: — А вообще-то пьеса в вашем духе: восторжествовала стихийная, самовоспламеняющаяся любовь, свободная от чужого деспотизма…

Молли обиженно притихла. Он что, смеется над ней, считает легкомысленной? Конечно, она сглупила, воображая, будто что-то значит для него. Ему легко с ней, потому что он не имеет от нее никаких неприятностей. Достаточно накормить и напоить ее, поговорить, улыбнуться и посочувствовать, чтобы она, возомнив себя его женщиной, стала мягче воска.

Хотя… она еще не была в его руках. Он не занимался с ней любовью, поцелуй в ожидании спектакля не в счет. А Дерек от нее без ума. Конечно, сегодня он не рискнул бы любить ее в саду, где их могли застать. Но Грегу она сама предлагала то, чего еще никогда ни с кем не имела. И он отверг ее так деликатно, что нельзя было не поверить его словам: «В другой раз».

Какой «другой раз»? Долго ли он сможет заставлять ее верить, будто заботится о ней — посторонней девушке? А если завлечь его, хотя бы для того, чтобы посмотреть, далеко ли он зайдет, а потом сказать: «Извини, но я предпочитаю Дерека»? Это было бы для нее таким торжеством!..

Осторожность никогда не была присуща ей, но она понимала, что ввязываться в безрассудное столкновение с Грегом Уилфилдом не имеет смысла. Однако было противно чувствовать себя одураченной. Не оставляла мысль показать свой характер, а там будь что будет…

Когда они вошли в кухню, Молли сказала:

— Я бы выпила кофе.

— Неплохая мысль!

Конечно, надо освежить голову после стольких бокалов шампанского.

— Я буду в гостиной. Растворимый годится, только крепкий.

— Отлично! — Он говорил снисходительно-соглашательским тоном, но это ненадолго.

В гостиной она сбросила серебряные сандалеты и вспомнила, как спрашивала, какие туфли лучше надевать. «Жаль, что нельзя обойтись без них, — сказал он тогда. — Жаль, что надо вообще что-то надевать». Платье было тесное, хорошо бы выскользнуть из него и посмотреть, как он будет реагировать.

Может, Грег и намеревался сегодня пойти дальше, но то, что он предложил бы, не было любовью. Лишь чувственная страсть, откровенный секс — еще одна область, в которой он несомненный специалист. Мужчины часто докучали ей с сексом, и она, отбиваясь, удивлялась — неужели я фригидна? Во всяком случае, никогда не теряла головы. Сегодня такой опасности не было — с ней просто играли, как с забавной игрушкой.

Грегори принес две кружки кофе, и Молли удивленно вскинула голову.

— Я думала, вам не понадобится, по-моему, вы сегодня пили мало.

Откуда ей это знать, если она не наблюдала за ним, потому что танцевала? — подумал Грег.

— Когда дело касается черного кофе, я — наркоман.

— Ну, конечно… — Она села, заложив ногу за ногу, в вырезе серебряного платья чуть обнажилась грудь. — Дерек, похоже, не в восторге от предстоящей женитьбы?

— Это он вам сказал? — Грегори сидел напротив — следователь со свидетельницей, которая могла бы сообщить что-нибудь полезное, но она ответила вопросом на вопрос:

— Зачем он нужен Мэри, если не любит ее?

— Полагаю, что он ведет себя как последний идиот… Она же влюблена в него.

— Почему вы считаете его идиотом?

— Да потому, что он не понимает: от вас ему будут одни неприятности!

Молли внезапно вскочила на ноги.

— Дерек хочет меня. Если и я захочу его, вы помешаете нам, да?

— Да. — Грегори тоже поднялся и встал рядом с ней.

— Как?!

Молли думала, что он собирается что-то сказать. Но Грег просто наклонился, и вдруг все звуки, кроме шума в ушах, исчезли, потому что он накрыл ее рот своим. Его руки держали ее голову, и на какую-то долю секунды воцарилась тишина.

Затем он поцеловал ее крепче, и в ней все вспыхнуло, как будто фитиль догорел до взрывчатки. Когда его губы прошлись вдоль ее шеи, кровь побежала быстрей по жилам, внизу живота заныло, и Молли застонала в чувственном восторге, не поддающемся контролю. И все же у нее нашлись силы помотать головой и всхлипнуть:

— Нет!..

И он, как ни странно, остановился, крепко держа ее руками за спину. Секунду он удерживал Молли, затем отодвинулся на шаг и дал ей свободу.

Она понимала, что теперь должна что-то сказать, она знала — давно знала, что это может случиться. Он был лучшим любовником, чем Дерек, во всем лучшим, и сумел влюбить ее в себя, потому что знал, как это делается. Это должно было случиться еще раньше. Вот мудрая женщина Кэрол — она знает, как будет больно, если какая-то девчонка позволит себе уделить Грегу слишком много внимания. Платье Молли съехало, обнажив плечи и груди. Она подтянула его и пробормотала:

— Ну и вечерок!

— Оставьте его в покое, — сказал Грегори, и Молли хихикнула:

— Опять о том же? Вы ждете, что я спрошу «кого»? Или полагаете, что я вот так легко и просто забуду про Дерека?

Ей надо было выйти из комнаты и привести себя в порядок за закрытой дверью.

— Поговорим утром, — сказал Грегори.

Минутой раньше он был готов соблазнить ее прямо на полу в порыве необузданной страсти. Теперь он отступил, и было уже поздно прикидываться, что она отвергает его потому, что обожает Дерека. Он полностью владел собой, и ей лишь оставалось сказать насколько можно хладнокровнее:

— Я этого и ожидала!

На самом деле вовсе не ожидала. Молли не ожидала ничего, что могло случиться с ней, и когда добралась до своей темной комнаты, то вытянулась на кровати и стала ждать, какие эмоции теперь обрушатся на нее.

В основном это был гнев. Ее раздражало, как Грег с ней обходился — раньше и сейчас. И еще больше она злилась на себя, потому что если бы он пошел дальше, когда она застонала, то не встретил бы никакого сопротивления. Завтра они, возможно, поговорят насчет Дерека, но сегодня она бы позволила Грегу заниматься с ней любовью — правда, это не любовь. И хотя разум предупреждал ее не быть дурой, каждая клеточка тела жаждала его.

Утром у нее будет похмелье. Не от шампанского, а от черной депрессии, ранящей смертельно…

Утром она сказала себе: нечего удивляться тому, что произошло. Грегори Уилфилд не первый мужчина, пытавшийся подчинить ее себе, но первый, которому это, кажется, удалось. Теперь она жаждала мести. И вообще, надо начинать все сначала, иначе навсегда останешься покоренной.