Вот почему во время разговора с Кретовой она помалкивала, вот отчего крикнула Альке «Осторожно!», перед тем как та шагнула на отсутствующую ступеньку — знала давно про нее, может, сама падала. Получается, Ленка обманула Альку, вернее, рассказала ей не все про свои отношения с Кретовым.

Яснее ясного, что Ленка до последнего времени была его любовницей! Алька вспомнила, какое белое лицо было у нее в тот момент, когда она узнала о смерти дирижера. Точно у покойника — для нее это был удар. Но почему же она скрыла все от Альки, своей лучшей подруги? Отговаривала ее ехать на дачу, намекала, что не в Инге дело.

Алька отыскала в шкафу пакет, сунула туда пеньюар, быстро оглядела спальню, ища еще каких-нибудь Ленкиных следов, ничего не нашла и выбежала из комнаты. Спустилась вниз, застегнула куртку, повесила на плечо скрипку, заперла дверь на замок. Осторожно просунула голову в отверстие в заборе. На соседнем дворе снова завывала пила, никого из ее недавних обидчиков видно не было. Кому же ей отдать ключи? Хозяину? Опять придется плести историю о том, как ее прислала Вертухова и как она потеряла сумочку.

— Тарас! Эй, Тарас! — вполголоса позвала Алька, высунувшись за ограду. — Ты где там?

Ей никто не отвечал. Алька вздохнула, повесила ключи на гвоздь, торчавший из забора, и с грустью подумала, что сейчас ей придется в третий раз за сегодняшний день рисковать колготками, перелезая через забор обратно на улицу.

— Ага, попалась! — Ястребиный нос появился из дыры, прыгнул навстречу Альке, но не тронул. Встал, прислонившись к забору, оглядел ее. — Ну вот видишь, все путем, — одобрительно проговорил он, кивая на Алькину обновку. — Даже лучше прежней. Долго ты больно наряжалась — никак выбрать не могла, что ль? — Он захохотал, слегка сдерживая голос, и обернулся назад, на участок, вероятно опасаясь хозяина.

— Ключи вон висят, — указала Алька на гвоздь. — А мне идти нужно. У тебя от калитки нет ключей?

— Нет. А ты сюда-то как забралась?

— «Как», «как»! Через забор!

— Ну и обратно так же полезай, — укатывался парень.

Алька молча развернулась и зашагала к ограде. Сзади затопал Ястребиный нос, догнал, ухватил за руку:

— Да погоди, не серчай! Выведу я тебя, пойдем. Не бойся, не трону. Никто и не заметит. Чего ты, пошутить нельзя?

— Шутник, — презрительно хмыкнула Алька, но все же пошла следом за парнем. Тот провел ее краем участка, еще более огромного, чем кретовский, до самой калитки.

— Беги давай. — Он вышел за забор вместе с Алькой, прикрыл калитку и, понизив голос, зашептал: — А то, хошь, оставайся! У меня в бытовке тепло, обогреватель есть, мужики уйдут. Колян, тот из деревни, у него есть где ночевать, а Петро в сарае ляжет. Оставайся, а? Чего на ночь глядя?

— Как-нибудь потом, — засмеялась Алька. — Будь здоров, Тарас.

— Я ждать буду. — Он подмигнул Альке и скрылся за оградой.

Ленка сидела на диване, откинувшись на спинку, вытянув туго перебинтованную ногу перед собой. Лицо у нее было растерянным и виноватым. Мимо нее по комнатке взад-вперед ходила, как тигр в клетке, мрачная Алька.

— Ты совсем дура, да? Ты мне что, сказать не могла? Смотрит, как я надрываюсь, ищу-свищу эту Ингу, ходит со мной и молчит! Да как ты могла?!

Алька на секунду остановилась и тут же продолжила свой марш от стены до окошка и обратно.

— Я тебя убить готова! Стала бы я ездить на эту дачу! Вруша несчастная!

— Погоди. — Ленка попыталась поймать Альку за руку, но та яростно вырвалась и отскочила. Глаза ее совсем почернели и метали молнии.

— Знаешь, что со мной могло из-за тебя быть? Я и так еле ноги унесла, а если бы меня в ментовку сдали? Тогда что?

— Но, Аль, я ж не думала, что ты полезешь на запертый участок, — робко вставила Лена.

— Не думала! А что я должна была делать, если вокруг ни души, кроме этих придурков строителей? Потратить столько времени — и обратно ехать ни с чем?

Алька наконец выпустила пар и села. Ее начал разбирать нервный смех. Нечего сказать, сыщица — искала, искала и нашла. Правда, не совсем то, что ожидала.

— И давно возобновились ваши отношения? — спросила она.

— Давно. — Ленка тяжело вздохнула. — Когда Кретов ушел от нас с мамой, мы ничего о нем не знали. Долго, много лет. Он ведь прожил с нами год всего. Ни общих знакомых, никого, кто бы связывал нас с ним. Я училась — сначала в училище, потом в Гнесинской академии. На последнем курсе пришла играть конкурс в Московский муниципальный, даже не зная фамилии дирижера. Зашла в зал и увидела его.

— Он тебя узнал? — поинтересовалась Алька.

— Сначала не узнал. Или сделал вид, что не узнал. Потом… Как-то после репетиции он попросил меня остаться. Сказал, что хочет попробовать дать мне сольную партию в одном из концертов Вивальди. Все ушли. Мы были с ним вдвоем в пустом зале. Он действительно поставил передо мной ноты. Партия была несложная, я сыграла ее без труда. Он пришел в восторг, не скупился на комплименты и говорил, что гордится мною. Что было дальше, ты, наверное, понимаешь… — Ленка усмехнулась, быстрым движением поправила волосы. — Мы поехали прямо к нему домой. Я была на седьмом небе от счастья. Мне казалось, что, с тех пор как он ушел, я только и ждала этого момента. Даже не знаю, как прожила без него все эти годы…

Ленка поглядела на Альку подозрительно блестящими глазами. Всегда бледное лицо ее порозовело.

— Все стало так же, как и в юности. Я ничего не могла против него, понимаешь, ничего! Да где тебе! — Ленка поспешно смахнула с глаз слезы. — Ты привыкла напирать, как бык, послушание не твоя стихия. А я не могла! Он врал мне, обещал, что женится, что мы уедем вдвоем, клял себя за то, что исковеркал мою юность. Я верила, как полная дура. Мне ничего не нужно было, ни его извинений, ни женитьбы, ни поездок в райские страны. Только быть рядом с ним. Что-то такое в нем чувствовалось, не могу тебе объяснить. Что-то необыкновенно властное, заставляющее полностью подчиниться. И делающее счастливой.

Ленка опустила руки, выпрямилась на диване и вся вытянулась в струнку, будто готовясь улететь вверх.

— Он не относился ко мне серьезно. Я, как и мать в свое время, была для него лишь забавной игрушкой, в которую иногда можно поиграть. Думаешь, я весь этот маскарад затеяла — с париками, очками, одеждой? Ничуть. Все он. Упаси бог, кто-нибудь в оркестре узнает, что я с ним. Шмотки, правда, покупал и деньги давал, денег у него куры не клевали.

— Это я уже поняла, — задумчиво кивнула Алька.

— Я и про переложения его первый раз от Вертуховой услышала, честное слово. Так что ты ничего не потеряла, свидетель из меня никакой.

— Могла хоть сказать, чтоб я не искала эту бабу! — Несмотря на жалость к подруге, Алька почувствовала, как в ней снова закипает гнев.