После колобовника экспедиция обогнула ещё один торос и наконец остановилась. Дядя Коля сказал, что они прибыли на место. Впрочем, сколько ни вглядывался Максим в белёсую дымку округи, так и не понял, чем это место отличается от всех предыдущих. Будто они и вправду кружили по новогоднему шару, в итоге остановились там же, откуда начали.

До сумерек нужно было расставить сети, поэтому нерповщик торопился. Дедушка просил детей не мешаться и ждать в машине, но те, конечно, не послушались – ходили по пятам и внимательно следили за всем, что делает дядя Коля.

Он пускал вперёд Следа и наблюдал за ним. Лайка молча, почти бесшумно бегала по снежным коврам заструг – их в этом месте оказалось сразу несколько, и тянулись они не от отдельных глыб, а от полноценных торосов.

След метался краткими перебежками. Нюхал снег, фыркал и быстро бежал дальше.

Дедушка и дядя Женя охотой не интересовались. Каждый устанавливал свою палатку. На льду предстояло провести по меньшей мере одну ночь. Спать в тяжёлых машинах было опасно. Если в ночной холод под ними пройдёт трещина, машины могут провалиться. Рисковать никто не хотел.

След долго крутился на одном месте. Нюхал. Покачивал закрученным в бублик хвостом. Затем уселся и посмотрел на хозяина, словно утомился от поисков и решил отдохнуть.

– Молодец, псина, – прошептал дядя Коля.

Взял рюкзак и длинный трёхметровый шест-нори́ло. Заторопился к лайке. Ребята побежали за ним. Саша хотел о чём-то спросить дядю Колю, но Максим одёрнул его – понимал, если они будут мешать, нерповщик не станет с ними церемониться, отправит в лагерь помогать дедушке.

Николай Николаевич, приблизившись к Следу, остановился и дальше ступал осторожно, заранее прощупывал каждый шаг. Положил рюкзак, а шест воткнул в снег. Лайка при этом побежала дальше, продолжила поиск в стороне.

Нащупав под снегом пустоту, нерповщик остался доволен. Махнул ребятам, показывая, что близко подходить нельзя, и начал короткой пешнёй[10] выдалбливать в насте полуметровый люк.

Максим всматривался в то, что делает дядя Коля. Не хотел ничего упустить. Шаг за шагом продвигался к нему. Аюна и Саша выглядывали из-за его спины. Иногда Максим останавливался и руками отпихивал их назад, словно это они толкали его вперёд.

Дядя Коля крючьями подцепил выдолбленный кусок наста и приподнял его. Тот, чуть хрустнув, вышел как пробка из бутылки. Максим понял, что это – крыша логовища, самого настоящего нерпячьего логовища, в котором рождались бельки. Максим извертелся на месте, но разглядеть ничего не мог: был слишком далеко, да и нерповщик загораживал обзор.

– Чего там? – шептал Саша, лишний раз протирая очки, будто после этого мог увидеть чуть дальше.

Максим раздражённо махнул рукой. В это мгновение дядя Коля повернулся к ребятам, но не отругал за то, что они приблизились, а поманил, показывая, что идти нужно молча, медленно и с разных сторон.

Вскоре все склонились над отверстием в насте.

– Чудненько, – губами прошептал Саша.

Внутри они увидели овальную нору не меньше двух метров в диаметре. Посреди неё была прорубь с покатыми краями, уводящая в тёмно-синюю глубь Байкала. Рядом с нею – лежанка из волнистого подтаявшего снега. Она вся была покрыта серовато-жёлтой линной шерстью, будто это и не логовище, а парикмахерская для мелких зверьков, сейчас закрытая по случаю весенних каникул или какого-то морского праздника. Подумав так, Аюна улыбнулась.

На снегу были заметны тёмные следы – живший тут нерпёнок не успел обзавестись отдельным туалетом и ходил прямо в кровать, даже не вставая из неё. Саша поморщился: ветер вычерпывал из логовища кислый, душный запах.

Максим заметил, что в снежную стенку впечатаны две надкусанные рыбки-голомянки. Чуть дальше начинался вход в тоннель. Максим знал, что бельки прорывают несколько таких тоннелей, порой уводящих на десяток метров от логовища. Теперь было понятно, почему дядя Коля просил идти осторожно – можно было провалиться в один из них. Но весна ещё не успела утончить наст, и он оставался крепким.

Нерповщик заметил, что След в отдалении опять занял выжидательную позицию, и заторопился:

– Ладно, смотрите ещё, а потом не мешайте. Помогите деду с палаткой.

Дядя Коля достал из рюкзака сеть. Расправил её, прикрепил несколько пластиковых бутылок к верхней кромке и грузила – к нижней. Затем подцепил верхнюю кромку шестом и стал аккуратно заводить её через прорубь под лёд.

– Что-то логовище не похоже на твой макет, – прошептал Саша.

– Это да, – согласился Максим.

Его пенопластовый макет был другим. Красивый, аккуратный. А тут – грязная дыра под снегом.

Закрепив сеть, дядя Коля вытащил шест из воды. Поднял вырезанную из наста крышку люка. Осмотрел её внутреннюю сторону – поросшую мутными комкастыми сосульками, и вложил её в дыру.

– А зачем вы логовище закрыли? – спросил Саша.

– Любопытный? – с усмешкой спросил дядя Коля. Видя, что смутил Сашу таким вопросом, хмыкнул и объяснил: – Для него это самое надёжное, безопасное место. Он каждый день сюда возвращается, прячется тут от всех опасностей. Это его дом, и он его хорошо знает, до мелочей. Если подплывёт – а тут всё изменилось, испугается. Увидит, что тени над прорубью стали другие, и уплывёт к запасным отны́ркам[11]. Потом ищи его.

Максим заметил, что теперь из логовища наружу вела толстая леска. Её нерповщик привязал к сигнальному столбику, который воткнул в стороне от люка. Не дожидаясь Сашиных вопросов, сразу объяснил – как только нерпёнок угодит в сеть и начнёт в ней биться, на столбике замигает фонарь:

– Его нельзя долго держать подо льдом. Задохнётся. Домой он почти без воздуха возвращается.

Собрав рюкзак, дядя Коля добавил:

– Вообще, сеть ночью ставят. Пока светло, взрослые нерпы видят её и обходят стороной, не дуры. Но они нам не нужны. А кумутканы ещё глупые, скорее бегут домой, по сторонам не смотрят. И не поймут, как попались. Ну всё, давайте в лагерь, нечего тут. А лекции вам вон два учёных прочитают.

Дядя Коля улыбнулся грубой, неприятной улыбкой. У него было широкое, тяжёлое лицо. Под седой щетиной была бордовая, вся в колючих складках, шея. Он и не пытался закрыть её вяло намотанным шарфом.

Ребята молча отправились к палаткам. След по-прежнему ждал хозяина на крыше нового логовища.

– Грустно это, – вздохнул Саша.

– Что? – удивился Максим.

– Они плывут домой. Думают, что логовище – единственное безопасное место во всём этом диком мире. Поваляться на лежанке, съесть рыбёшку. Расслабиться после плаванья. Под крепкой крышей. Спрятаны в сугробах. Никто не найдёт. А тут – хоп, и ты в сетях. Потом тебя поднимают наружу большие уродливые люди, которых ты никогда не видел. Скалятся, смеются, хватают за ласты. Выдёргивают тебя из твоего уютного детства. Последнее, что ты видишь, – как они сапогами топчут твой дом. И волокут тебя в крохотный бассейн взрослой жизни, где ещё много лет другие люди будут тыкать в тебя пальцем, а тебе негде будет укрыться – всегда на обозрении, всегда беззащитен.