Как получилось, что отэ – главные ворота – были захвачены, никто не понял. Только внезапно двор между правой и левой казармами наполнился кричащими ёми, которые словно упали с небес, и произошла первая кровавая стычка, в результате которой погиб асигару-ко-касира – один из трех лейтенантов, командовавших асигару. Он долго оборонялся в правой казарме вместе с горсткой асигару, тщетно призывая на помощь, но воины Имагава не могли помочь им, оттесненные на вторую террасу, где они более-менее успешно могли держать оборону.

Собственно, на втором рубеже – ниномару – их была горстка во главе с сотником – рёсуй, пока из Башни Желтого Аиста не пришло подкрепление. Но и тогда положение не изменилось. От стремительной атаки их спас только узкий зигзагообразный подъем меж стен с пятью хадзама, через которые трое асигару обстреливали проход. Похоже было, что ёми атаковали со всех направлений, и левый фланг, выходящий в соседнее ущелье, еще держался, потому что оттуда доносились яростные крики и удары стенобитной машины. Сам вождь Хан-горо, должно быть, командовал атакой на главную цитадель – Башню Желтого Аиста.

В последнем броске Натабура ушел от стрелы, пущенной опытной рукой. Она только скользнула между ободом щита, нагрудником – но-каном и, расщепившись и потеряв энергию, максимально затруднила движение Натабуры. Где искать это горловое кольцо – нодова, он не знал. Калиток было столько, что до риссюн – начала весны не обежишь, думал Натабура. Но самое страшное заключалось в том, что пропал Афра. Последний раз он видел щенка перед тем, как схлестнулся с Биру. С тех пор исчезла и о-гонтё, которая могла хоть что-то подсказать.

Кто-то нервно засмеялся:

– Похож на дикобраза!

Натабура вырвал стрелу, вторая осталась торчать в шлеме, и тут же все присели – рой стрел влетел в переулок, предрекая новую атаку.

– Приготовиться! – крикнул рёсуй.

Смех оборвался, и один из асигару, с луком на изготовку выглянувший из-за угла, был повержен меткими выстрелами. Его утащили за ноги. Следом протянулась кровавая дорожка.

Тогда сверху стали кричать, что стреляют из-за кораксё – гребешка над воротами и что они достать их не в силах.

Несмотря на то что нападающим стрелять было не с руки, они не давали и носа высунуть.

– Видать, у них левша, – предположил рёсуй.

– Дайте я, сейса! – вызвался Натабура.

– А сможешь? – усомнился рёсуй: слишком по-мальчишечьи выглядел Натабура.

– Хоп! – отозвался Натабура, готовя лук.

Еще до крепости в знак признания подвига его одели в легкие доспехи и вручили щит.

– Валяй, – разрешил рёсуй.

В его тоне проскользнуло пренебрежение к необстрелянным зеленым новичкам. Он предпочитал бывалых, закаленных бойцов, которые, однако, были на вес золота.

Кими мо, ками дзо! Натабура не полез бездумно. Он выдвинул из-под козырька полумаску, а снизу прикрылся щитом, понимая, что от меткого выстрела это не спасет, потому что полумаска в лучшем случае предохраняла от рикошета и удара меча на излете, но никак не от стрелы или копья. В последний момент он, как всегда, передумал: вначале выставил щит, а потом лег под него и выглянул.

Лучник этого не ожидал и послал в верхний край щита три стрелы. Натабура успел разглядеть, что стрелявший находился там, откуда Натабура только что стартовал сам, то есть за краем стены левого поворота. Заметно было только какое-то устройство, с помощью которого лучник прицеливался.

– У него зеркало! – крикнул Натабура, отшатываясь. Как раз вовремя – пущенная стрела выбила из гранитных ступеней рой искр.

– Старый как мир прием, – смекнул рёсуй, однако с долей удрученности тем, что молокосос высказал то, о чем он, рёсуй, должен был догадаться сам.

– Дайте тяжелую, – попросил Натабура.

Ему, смеясь, сунули рюокай. Бывалые асигару хотели посмотреть, как он с ней справится. Отступать было некуда. Чтобы послать такую стрелу даже на короткое расстояние, требовался особый лук. Но у Натабуры имелся секрет: сухэ – кольцо, которым он зацепил тетиву. А сил же ему должно было хватить не меньше чем на три выстрела. Только лук приходилось натягивать почти до предела. Единственное, что сделал рёсуй, в котором наконец заговорила совесть, – приказал стрелять из бойниц поверх стены в надежде, что у лучника ёми дрогнет рука.

Натабура поступил точно так же, как и в предыдущий раз. Только попросил кого-то подержать щит и, высчитав мгновение, когда лучник накладывал стрелу, выскочил и послал рюокай как раз в зазор между зеркалом и стеной, полагая, что, какое бы там ни было сложное устройство наведения, бронзовое зеркало всегда сыграет на рикошет.

И тут сбоку увидел Афра, беспечно, как показалось Натабуре, ковыляющего со ступеньки на ступеньку. Нет, не беспечно, а скорее его покачивало. И ковылял он не куда-нибудь, а именно к той кугири, которую они так долго искали и которая, судя по всему, открылась в тупичке, которого до этого не было.

– Афра!.. – крикнул он и неожиданно для самого себя побежал поперек террасы.

Еще рой стрел находился в воздухе, еще ёми только готовились к последнему броску, а он уже проскользнул в кугири, подхватив под мышку Афра. Доспехи мешали действовать быстро, но даже в них Натабура опережал ёми. Это был не Афра. Это был его дух, указывающий путь.

– Тук-тук! Тук-тук! – Как дождь по черепице, ударили стрелы второй волны, пущенные слишком поздно.

Лучшим подтверждением божественности суторуку действительно было нодова – шейное кольцо из рогов мауси – горного токина, с замком-защелкой на тыльной ее части. Такие древние кольца испокон веков носили горные народы Нихон, Китая и Тибета. Они символизировали начало времен и у Богов считались волшебными. Кольцо лежало там, где ему положено лежать – в нише стены. Никто из смертных не смел не то что взять, а даже увидеть это нодова. Натабура разомкнул хитрый ключ, надел нодова и на ощупь защелкнул ключ. Изнутри рога были гладкими, а снаружи ближе к основанию – ребристыми, с кольцевыми наплывами. Затем он повернул его так, как приказала Горная Старуха: справа налево.

И не успел глазом моргнуть, как перед ним открылась картина: Язаки спал сном ребенка, подложив под голову кулак и почмокивая во сне, а ночная деревня была тиха и пуста, только грозные тэнгу тенями слонялись вдоль ограды.

Натабура толкнул Язаки:

– Вставая! Кими мо, ками дзо!

Язаки пробормотал что-то невнятное и перевернулся на другой бок. На этот раз он не объелся, а напился. В хижине стоял тяжелый запах ягодного вина. Под ногами валялся пустой кувшин.

Когда он успел?! С горя, что ли? Натабура нацепил на Язаки лук и колчан, взгромоздил друга на плечи и выглянул на улицу. Луна спряталась за тучами, и стало еще темнее. Он без раздумий шагнул наружу и свернул за угол к огородам. Здесь было меньше шансов встретиться с лохматыми тэнгу, которые предпочитали проводить ночь под навесами на сухом месте.