На следующий день Айгюль пригласила его выступить в популярной передаче, посвященной гостям города. В Киргизии все еще пытались сохранить некоторые программы на русском языке, как, впрочем, и в некоторых других республиках Средней Азии. В Казахстане русский был официально провозглашен вторым государственным языком, а в Киргизии он действительно был таковым, хотя официально никогда не провозглашался. Элита всех пяти республик предпочитала говорить на русском, может, за исключением Таджикистана, где просто не осталось такого понятия, как прежняя элита.

В пять часов вечера он был на телевидении, где одетая в джинсы и темный пуловер Айгюль радостно приветствовала гостя. Они сели за стол перед камерами, и съемка началась. Вениамин честно отвечал на все вопросы ведущей. Говорил о трудностях, переживаемых Россией, о второй чеченской войне, приведшей к большим жертвам, о событиях в Дагестане, не скрывая и не утаивая собственных взглядов провинциального интеллигента на все события, происходившие в России и за ее пределами. Одиннадцатого сентября в Америке произошли известные трагические события, потрясшие весь мир. Айгюль спросила его и об этом. Он честно признался, что мир сходит с ума и двадцать первый век начался кровавым кошмаром, который, очевидно, грозит перерасти во всеобщий Апокалипсис. Вместе с ним выступали еще двое гостей – один из Казахстана, другой из Украины. И оба соглашались, что события одиннадцатого сентября делают грядущее непредсказуемым и достаточно катастрофичным.

После съемок он отправился в свою гостиницу, где позволил себе выпить несколько рюмок коньяка, а затем перешел на водку, сидя в баре с не известными ему украинскими бизнесменами, отмечавшими какую-то сделку. Чувствуя, как кружится голова, Вениамин наконец вышел из бара и поднялся к себе в номер. Сегодняшний разговор на телевидении выбил его из колеи. Не только он считал, что мир катится в бездну, так считали и другие приглашенные. Он невесело усмехнулся. Ради чего стоило учиться, работать, защищать диссертацию, служить в армии, спасать людей, если где-то захватывают самолет вместе с женщинами и детьми, а потом используют его в качестве летающего снаряда, чтобы взорвать башни Торгового центра, в которых находятся тысячи ни в чем не повинных людей.

Он прошел в ванную комнату, вымыл голову, но это не помогло. Он выпил слишком много, напрасно так увлекся. Ничего подобного он себе почти никогда не позволял. На часах было около девяти. Голова продолжала болеть. Надо спуститься вниз и попросить таблетку от головной боли, подумал он, надел пиджак и вышел из номера. Лифт не работал, и Вениамин спускался по лестницам, держась за перила и боясь подскользнуться. Внизу у стойки портье царил полумрак, и никого не было, кроме самого портье и какой-то молодой женщины лет тридцати. Сначала он увидел только ее фигуру и даже замер от изумления. Женщина очень напоминала Катю. Каким образом она оказалась здесь, в Бишкеке?

Вениамин подошел ближе. Женщина стояла к нему спиной. Она была в длинном темном платье, волосы рассыпались по плечам. Он сделал еще несколько шагов и облокотился на стойку, глядя на незнакомку. Нет, это была не Катя, но очень похожа на Катю. Он улыбнулся. Женщина взглянула на него и тоже улыбнулась.

– Когда мне еще раз зайти? – настойчиво спросила она по-русски у портье.

– Приходите завтра, – предложил тот. – Если нам передадут посылку, мы ее обязательно вам отдадим. Но пока ничего нет.

– Он сказал, что выслал письмо и посылку на адрес вашей гостиницы, – терпеливо объясняла женщина.

– Пока ничего нет, – развел руками портье. – Вы оставьте ваш номер телефона, и, если мы получим письмо, сразу вам перезвоним. Чтобы вы не приходили так часто.

– Должна быть еще и посылка, – напомнила женщина, написала на листке номер своего телефона и, повернувшись, вышла из холла гостиницы.

– Уже в третий раз приходит, – сказал портье кому-то за своей спиной. – Все еще надеется, что он ей напишет. А он нам звонил и сказал, что уезжает из Ташкента в Европу и больше сюда не приедет.

Вениамин подумал, что нужно догнать несчастную молодую женщину. Хотя голова продолжала болеть, он поспешил на улицу и, увидев мелькнувшую впереди женскую фигуру, побежал следом за ней. Гостиница, в которой их поселили, находилась не в лучшем районе города. Здесь были кварталы, состоящие из одноэтажных лачуг, оставшихся еще с начала двадцатого века на месте бывшего кишлака. Он бежал изо всех сил, чтобы догнать незнакомку. Она все время мелькала где-то впереди, пока не завернула за угол.

Он бросился в ту сторону. Услышав тяжелый топот за спиной, женщина ускорила шаг, затем обернулась и увидела темную фигуру, бежавшую за ней. Тогда она тоже побежала. Он сжал зубы, убыстряя бег и чувствуя нарастающее возбуждение, словно ему нравился сам факт этой ночной погони. Или сказывался выпитый алкоголь?

Женщина не кричала, очевидно, понимая, что в этих местах кричать бесполезно, а он продолжал ее нагонять. В какой-то момент она обернулась, упала, и он встал над ней, тяжело дыша. Женщина испуганно подняла руки, словно защищаясь от него, и этот жест напомнил ему Катю, пытавшуюся так же от него защититься.

Чувствуя, что уже не может сдерживаться, Вениамин наклонился и упал на женщину, больно ударившись локтем о камни. Вот тогда она и попыталась закричать, но он быстро закрыл ей лицо рукой. Она вырывалась, отбивалась, стонала, и это еще больше разжигало в нем желание, которого у него так долго не было. Ее запах, ее стоны, а самое главное, ее неподдельный страх, пробуждали в нем дикое желание.

Он попытался приподнять ей платье. Женщина схватила его за волосы, больно потянув в сторону, и он изо всех сил ударил ее по лицу. Она охнула и замерла. Он наклонился, почувствовал запах крови, еще больше раззадоривший его, и, не отдавая себе отчета в том, что делает, начал срывать с нее платье обеими руками. Очевидно, он ударил ее слишком сильно, и на какое-то время женщина потеряла сознание. Его дрожавшие пальцы быстро делали все сами, словно существуя отдельно от него, он даже успел снять брюки.

– Не надо, – простонала женщина, приходя в себя. – Пожалуйста, не надо.

Если бы она продолжала кричать или дергаться, если бы попыталась позвать на помощь или убежать, он бы не упустил такой возможности. Но она сказала «пожалуйста, не надо», и этим словно облила его кипятком. Он убрал руки и внимательно пригляделся к ней. Ей было не около тридцати, а почти все сорок. Тяжело дыша, Вениамин наконец огляделся. Они были одни на пустынной улице, прямо на камнях мостовой. Что с ним происходит? Как он мог такое себе позволить? Ведь его могли увидеть, задержать, арестовать.

– Извините, – только и смог сказать он, и слова прозвучали каким-то особенным диссонансом в ночной тишине.

Женщина беззвучно заплакала. Она плакала не только потому, что он напал на нее, а и из-за безрезультатных походов в гостиницу, и отсутствия писем и посылок от знакомого друга, и всей ее неустроенной жизни. Он понял, что у него больше ничего не получится, и медленно поднялся. Постоял над ней, тяжело дыша, затем, повернувшись, также медленно поплелся в сторону гостиницы. Ему было стыдно, что он мог позволить себе подобную дикость в центре города, на обычной городской улице. Но воспоминание о том, как острая волна возбуждения заставила его желать эту женщину, было самым приятным чувством, испытанным им за последние несколько лет.