Мы подтянули себя так, что наши тела были на краю прохода. Внутри все было темно, но по силе водоворота снаружи мы могли судить о том, что было внутри. Инки кидали камни, и они ударялись об колонну и воду рядом с нами.

Нас травили, как собак, в моем мозгу возникла дикая злость — злость на усмехающихся дикарей, на черный водоворот, на Гарри, на себя.

Куда бы мы ни смотрели, везде нас ждала смерть, выбирать было не из чего.

— Я больше не могу держаться, — выдохнул Гарри. — Какой смысл… старик… Пол… сюда я собираюсь…

С этими словами он исчез в темном, бурлящем водовороте. Тут мои пальцы, соскользнув, оторвались от камня, и меня понесло за Гарри.

Вода, когда она вращается быстро, мгновенно затягивает все объекты, попавшие в нее извне; как только предмет касается ее поверхности, сила ее, кажется, утраивается, и она с яростью поглощает его.

Оказавшись в водовороте, я, как мне казалось, долгое время кружил на его поверхности, а на самом деле восемь-десять секунд. Потом меня внезапно перевернуло, ноги и руки как оторвало от тела, в ушах стоял жуткий рев, и со всех сторон на меня давило.

Любая попытка что-то сделать была хуже смерти; я, можно сказать, был без сознания, силой воли я заставил себя не глотать воду и не дышать.

Давление на мое тело было ужасным; я удивлялся, что еще жив, на мне не было целого места, как я думал. Голова кружилась и разрывалась от боли; грудь была как под пыткой.

Внезапно давление спало, и вращение водоворота постепенно прекратилось, но поток все еще нес меня.

Я вытянул обе руки, как бы пытаясь ухватиться за спасительную соломинку.

Соломинок не было, но было вот что — пространство. Инстинкт подталкивал меня к поверхности глотнуть воздуха, но поток тянул вниз. Руки были бессильными, я не мог ими управлять.

С трудом помню, что происходило потом. В груди было удушье; все мышцы расслабились; в глаза бил свет; вода снизу мягко давила, как будто я был на лошади; и внезапно я очутился на земле, тяжело дышал, задыхался, отплевывался, еле живой, но живой, во что я с трудом верил.

Несколько минут я лежал, не в силах двинуться; мозг мой проснулся и дал импульс жить. Я повернулся на живот, вытянул руки, как при плавании; жуткая боль пронзила мне грудь и живот. Голова весила тонну.

Из носа и рта, булькая, текла вода. В ушах стоял рев, С все увеличивающейся серьезностью я снова и снова говорил себе: «Если бы я был мертвым, я бы не мог двигаться». Оказывается, первое, что покидает тонущего человека и возвращается последним, — это чувство юмора.

Через несколько минут, освободив легкие от воды, я уже не чувствовал боли, а чувствовал себя уставшим.

Голова кружилась, и в груди было давление. Я аккуратно перевернулся на бок и стал оглядываться.

Я лежал на узком камне у входа в пещеру, в полуметре от потока, который принес меня; он тек через проход в скале с большой скоростью и, видимо, нес меня, как пробку. Внизу он втекал в озеро, которое почти полностью заполняло пещеру в сотню метров диаметром. Большие валуны и выступы были со всех сторон.

Это было то, что я увидел, но первыми, на чем остановился мой взгляд, были две золотые горящие урны, стоящие у стены напротив в мерцающем свете.

Я почувствовал не страх, а что-то вроде отвращения, когда понял, что я все еще во владениях инков.

Выступ, на котором я лежал, был виден со всех концов пещеры, и, увидев урны, я решил уйти с него как можно скорее. Он был скользким и мокрым и не более метра в ширину; я осторожно встал на ноги, явно не желая в воду опять.

В нескольких метрах был еще один выступ, широкий и ровный, в конце которого стоял большой валун.

Я допрыгнул до выступа, еле устоял на ногах и через расщелину протиснулся за валун.

Потом по узкому проходу я дошел до другого выступа и потом в углубление, где почувствовал себя в относительной безопасности. По сторонам пещеры было много валунов, выступов и щелей. Природа не знала, что она делала, когда создавала это место.

Я сел на выступающий кусок известняка, трясясь и обтекая. На мне не было ни брюк, ни ботинок; ноги распухли и были в синяках, а моя фланелевая рубашка и белье мало защищали меня от холода.

Я был на сквозняке, и мерцание пламени в урнах тоже говорило о легком ветре.

Я был абсолютно один, Гарри я счел пропавшим.

Эта мысль не находила во мне отклика, я только думал, что боги благосклонны к Гарри.

Так там и сидел в полумраке, дрожа от страха, не знаю перед чем, тот, кого солнечный мир знал как Пола Ламара, джентльмена, ученого, знатока жизни. Сидел без всякой философии, без надежды и без штанов.

Но я все осознавал — и вдруг увидел движение в воде. Как будто огромная форель прыгнула и показалась на поверхности. Так повторилось несколько раз, сопровождаясь звуком, похожим на удар весел. Потом — тишина.

Я подался вперед, но не мог ничего разглядеть и перестал пытаться.

Время шло, и мне становилось хуже, мышцы сковывало. Я понял, что необходимо двигаться, но воля отказывала, и я сидел в тупой апатии. И так прошел час, потом я увидел что-то, что заставило меня встать.

Еще раньше я заметил, что на другой стороне пещеры, как раз напротив меня, под горящими урнами, был выступ, три-четыре метра в ширину и метров тридцать в длину. Он был покатый и доходил до воды. Позади урн была видна черная дыра прохода, который вел из пещеры.

Вдруг из прохода возникли две фигуры инков. В руке каждый держал длинное копье — я явно ошибался, когда говорил, что они вовсе не пользуются оружием.

Они подошли к краю выступа и вытащили на свет какой-то предмет, площадью два метра и с ровной поверхностью. Они опустили его на воду, потом залезли на него, отложили копья в сторону и взяли в руки короткие весла. И так короткими, осторожными движениями поплыли к середине озера. На расстоянии тридцати метров от берега они перестали грести и взяли в руки копья, встали, не двигаясь, ожидая неизвестно чего.

Я тоже не двигался, наблюдая за ними с тупым любопытством. Они меня не могли увидеть: кроме того, что в углублении было темно, один из выступов совершенно закрывал меня.

Ждать пришлось не долго, и, когда ожидание прекратилось, все стало происходить так быстро, что я с трудом все запомнил.

В воде раздался всплеск, такой же, как и раньше, по поверхности побежала рябь, и тут же двое индейцев двинулись со своими копьями, которые полетели к цели со смертельной точностью. Ремни, которыми копья были привязаны к их торсам, я заметил только сейчас.

Последовала жуткая битва. Что бы это ни было, получив удар копьями, оно не теряло времени на демонстрацию своего негодования. Вода забурлила, и я понял, что плот вот-вот утонет.