– Пока золото звенит в их мешках, эти парни будут верны ей, как и прежде. Завтра утром, Ордо, нам нужно будет похоронить этих ящериц и наших мертвых. Стервятники, парящие в воздухе, не должны выдать нас тому, кто послал этих чудищ.

– Само собой разумеется. – Ордо зевнул. – Доброго сна, киммериец, и будем надеяться, что мы сумеем пережить еще и завтрашнюю ночь.

– Доброго сна, Ордо.

После того, как одноглазый исчез в той стороне, где горели лагерные костры, Конан посмотрел на палатку Карелы возле скалы. В свете лампы был виден ее силуэт. Она умывалась. Вскоре после этого она прикрутила лампу. Тихонько ругаясь про себя, Конан завернулся в свой плащ и улегся под прикрытием выступа скалы. Доброй ночи, ха! Эти женщины!

* * *

Имхеп-Атон покинул свое укрытие на горе над лагерем разбойников и ушел в темноту. Когда он добрался до места, где тени на скалах, казалось, сгущались еще больше, он вошел в большую, ярко освещенную пещеру. Его лошадь и вьючный мул были привязаны возле стены. Его одеяла лежали развернутые возле костра, над которым на вертеле жарился заяц. Рядом стоял ларец, где находилось все необходимое для его колдовского ремесла.

Чародей потер глаза, потянулся и размял затылок. Одно волшебство потребовалось ему для того, чтобы использовать глаза орла; второе – чтобы превратить ночь в яркий день для его взора; третье – чтобы слышать все, о чем говорится в лагере. Выполнить все три одновременно было трудно, и это вымотало его так, что сверлящая боль поползла по всему его телу от головы до поясницы.

Но то, что он узнал, стоило всех этих неудобств. Эти идиоты вообразили, что они по доброй воле повернут своих лошадей. Он спрашивал себя, что же они подумали бы, если бы узнали, что они просто собаки, которые напали на медведя и погибнут после того, как обратят на себя его внимание. А он, охотник, придет за добычей.

Улыбаясь, волшебник с удовольствием приступил к ужину.

Аманар сидел на своем золотом «змеином» троне и смотрел на четырех танцовщиц. Они гибко извивались и раскачивались на мозаичном полу только лишь для его развлечения. Несмотря на то, что они были раздеты – за исключением золотых цепочек со звенящими колокольчиками на запястьях и щиколотках – на их нежной коже поблескивал пот. Причиной тому была не жара, а их страх перед новым господином. Четыре музыканта из людей играли для них на флейтах, но они держали глаза опущенными. В цитадели было лишь немного слуг-людей, и никто из них не осмеливался поднимать взгляд.

Аманар наслаждался их страхом, который так явно исходил от четырех женщин, наслаждался не меньше, чем видом их прекрасных обнаженных тел, которые они должны были бесстыдно выставлять перед ним. Пятая танцовщица, золотолазая Ясмин, была первой, которую отдали человеку-ящерице Сите под душераздирающие вопли. Угрозы вызывают больше страха, когда выясняется, что они будут претворены в жизнь. Ей все же каким-то образом удалось перерезать себе горло клинком огромного с’тарра.

Аманару пришлось собрать всю свою волшебную силу, чтобы поддерживать в девушке жизнь хотя бы до того момента, когда она сможет быть принесена в жертву Морату-Аминэ. Но из-за того, что все произошло так стремительно, он не получил от нее никакого удовольствия. В любом случае он принял предосторожности, чтобы впредь ничего подобного не произошло...

Полузакрыв веки, он смотрел на свою перепуганную собственность, которая прилагала все усилия, чтобы показаться ему лучше, чем та, которую он признает самой нерадивой.

– Магистр?

– Да, Сита? – спросил волшебник, не удостаивая его взглядом. Могучий с'тарра, встал в стороне от трона, опустив голову и исподтишка жадно поглядывая на девушек.

– Карта, магистр. Она передает световые сигналы.

Аманар поднялся с трона и покинул зал. Сита шел вплотную рядом с ним. Девушки продолжали танцевать. Он не разрешил им прекратить танец, а сами они на это не осмеливались.

К тронному залу примыкала комната, где было всего два предмета обстановки: серебряное зеркало висело на одной из серых стен, а к противоположной стене была прислонена большая пластина из чистого хрусталя в раме из полированного дерева. На ней была вырезана картина горной местности, расположенной вокруг цитадели. Мерцающий красный огонек двигался медленно по долине. Только люди могли передавать этот сигнал, потому что механические стражи Аманара не разговаривали ни со зверями, ни со с'тарра.

Аманар повернулся к зеркалу, пробормотал несколько таинственных слов и нарисовал в воздухе знак, который слабо засветился. Когда он медленно исчез, серебряное зеркало стало прозрачным, как окно: окно, в которое с большой высоты были видны люди, которые медленно ехали на лошадях по долине.

Один из людей внимательно вглядывался в землю. Они, очевидно, шли вслед за следопытом. Аманар произнес еще несколько чужестранных слов, и картина в зеркале сдвинулась, казалось, поспешно уходя от людей. Как коршун, который разыскивает добычу, видит ее и бросается вниз. В зеркале показался тяжело раненный с'тарра, который брел, шатаясь, падал, снова вставал и снова ковылял дальше. Аманар перевел картину в зеркале снова на всадников, которые преследовали его слугу.

Это были хорошо вооруженные люди – около тридцати мужчин и одна женщина. Аманар не мог определить, кто возглавлял отряд – эта женщина или высокий, мускулистый парень с блестящими темно-синими глазами. В задумчивости Аманар потер подбородок своей длинной рукой.

– Девушка Велита, – обратился он к Сите. – Приведи ее немедленно сюда.

С глубоким поклоном с'тарра покинул комнату, а Аманар продолжал рассматривать картину в зеркале. С'тарра используют своих раненых, раны которых уже нельзя вылечить, как свежее мясо. Этим не было позволено живыми уходить из дозора. Значит, на патруль было совершено нападение и его больше не существует. То, что этот отряд следует за раненым, означает только одно: разъезд был разбит. Это неприятное открытие. Вряд ли эти люди следуют за раненым без всякой на то причины.

– Девушка, магистр. – Сита вернулся. Он держал Велиту за волосы, так что ей пришлось идти на цыпочках. Руки бессильно висели, и она дрожала от страха – и перед ящерицей, которая приволокла ее сюда, и перед волшебником, который встретил ее взглядом.

– Отпусти ее, – приказал Аманар нетерпеливо. – Подойди сюда, девушка, и посмотри в это зеркало. Ну, живо!

Она неуверенно шагнула вперед, но из-за ее гибкости это было, скорее, танцевальное движение, чем неловкость – и глубоко вздохнула, когда увидела движущуюся картину. Какое-то мгновение волшебник думал, что она что-то скажет, но она тут же сжала зубы и сомкнула губы.

– В первый день ты назвала тут одно имя, девушка, – резко сказал Аманар. – Имя человека, который тебя освободит. Конан. Есть ли он среди тех, кого ты видишь?

Она не шевелилась и молчала.