Его расчет был наивен и прост. Женщина, как существо от природы сердобольное, бросится его жалеть, постарается ему помочь, размякнет, тут-то он ее, голубушку, и поймает!

– В чем дело, инспектор? – нахмурив ровные четко очерченные брови, строго спросила миссис Тафт.

– Гастрит! – прокряхтел инспектор, изображая стоическую борьбу с болью.

– Гм. Сейчас я вызову «Скорую». Вам нужна медицинская помощь. – И она чеканным шагом двинулась к телефону.

– Нет, нет! – суетливо попытался остановить ее инспектор. – Ничего не надо! Я минутку посижу, и все пройдет! Просто забыл вовремя перекусить. Режим, – вздохнул инспектор, изображая частичное исцеление.

Миссис Тафт смотрела на него недоверчиво пронизывающим взглядом.

Выйдя из коттеджа, инспектор Бакер едва не снес голову одному из гипсовых гномов. Но два серых внимательных глаза, следящие за ним из окна гостиной, не позволили ему этого сделать. Тогда он зло выругался и кинулся к своей машине, вызова «Скорой помощи» ему удалось избежать лишь чудом, принеся клятву на Библии в том, что ему действительно полегчало.

«Вот уж точно два сапога – пара! – подумал о супругах Тафт инспектор, захлопывая дверцу своей машины.

Джордж стоял на пороге этого унылого помещения, трепеща от волнения, словно школьник на первом экзамене. Он потратил сегодня пол-утра на выбор подходящего костюма. Одни казались слишком легкомысленными, другие недостаточно строгими, третьи вообще не соответствовали случаю. Промучившись пару часов, он остановил свой выбор на строгом сером костюме с розовой рубашкой, вносящей ноту романтики в его облик. Размышлять о том, что он скажет невесте и как она его примет, он боялся.

Мардж, видя его состояние, даже попробовала предложить ему успокоительное. Но он только зло отмахнулся. В конце концов, маркизу Хантли не пристало вести себя как красна девица на выданье. Хотя, с другой стороны, если быть до конца откровенным, Джордж трусил ужасно.

И вот теперь, чудом преодолев расстояние от дома до тюрьмы, он стоял в зале свиданий бледный, покрытый испариной. В руках Джордж сжимал огромный букет алых роз.

На самом деле он не был уверен, захочет ли Вероника вообще его видеть. Его то и дело бросало в жар, всю дорогу он вел мысленный диалог с невестой, пытаясь объяснить ей свое странное поведение. Название своему поведению он тоже долго и тщательно выбирал, потому что те, которые естественным путем приходили на ум, в приличном обществе не озвучивают.

Наконец дверь напротив распахнулась, и на пороге появилась Ника. Бледная, с огромными фиолетовыми тенями вокруг глаз. Она казалась беззащитно трогательной, болезненно хрупкой в просторном трикотажном кардигане и светлых обтягивающих джинсах.

Она молча села за один из столов и, опустив голову, смотрела на свои сжатые ладони.

Джордж дождался, пока охранники оставят их вдвоем.

– Ники! Я мягкотелый, бесхарактерный, избалованный ублюдок! – С этими словами маркиз Хантли рухнул на колени возле ног возлюбленной.

Выглядело это несколько картинно и наигранно, но прикрытые глаза Вероники едва заметно сверкнули из-под опущенных ресниц.

– Я трус, размазня, мямля! Сидел в замке как перепуганный страус, засунув голову в песок, и ждал, что все вот-вот само образуется! – Его серые глаза смотрели на нее жалобно, тоскливо, моля о прощении. В них было столько любви, стыда, надежды, что Ника, взглянув на жениха, почти тут же оттаяла и бросилась ему на шею.

– Прости меня, любимая! – шептал Джордж, осыпая ее поцелуями.

Когда свидание закончилась, Вероника покидала комнату, прижимая к груди огромный колючий букет, а Джордж в съехавшем набок галстуке стоял на пороге, не в силах оторвать от нее влюбленного, полного восхищения взгляда. Даже сейчас, после таких испытаний и пяти дней, проведенных в этом жутком месте, она выглядела восхитительно утонченной, ангельски прекрасной. Он стоял до тех пор, пока охранник не поторопил его, взяв за край рукава.

С души Джорджа свалился огромный пудовый камень, всю дорогу до замка он легко напевал что-то неразборчивое, а на губах его впервые за последние дни играла легкая, счастливая улыбка.

– Ну, как Ники? – Гулявшая по парку Мардж подошла к крыльцу, заслышав издалека звук мотора его подъезжающей к крыльцу машины.

– Мы помирились! – счастливо улыбаясь, сообщил Джордж.

– А я помирилась с Джулией. Мы выяснили все недоразумения. Хочу завтра вместе с ней навестить Нику. Уже попросила Сару подготовить корзину с фруктами и испечь для бедняжки Сарины фирменные булочки. Это было форменное свинство с твоей стороны, что ты так долго не мог найти ей адвоката! Страшно подумать, как она смогла продержаться в тюрьме без родных и друзей. – И она шутливо ткнула Джорджа в лоб кулаком. – Привет, Джулия! – помахала она идущей к ним по лужайке миссис Ползуновой. – Мэри! Где вы были?

Мардж присела на корточки, чтобы поздороваться с едущей в коляске малышкой.

– Дядя Джордж только что вернулся от Ники! Пойдемте все вместе в дом и послушаем, как у нее дела! – Она вынула из коляски малышку, и они все вместе вошли в холл.

* * *

С самого приезда в Хантли Джорджа не покидало напряжение. Конечно, он знал, какова будет реакция матери на его решение, он знал, что она не примет Веронику. Знал характер маркизы.

Мать всегда была избалованной, упрямой и своевольной, такой ее сделали финансовая независимость и слабохарактерность отца. Мать частенько выговаривала Джорджу за его легкомыслие и безответственность, укоряла в паразитическом образе жизни. Послушать ее, так можно подумать, что имеешь дело с благонравной пуританкой, проводящей свои дни в трудах и молитвах. Но Джордж прекрасно знал свою мать. В детстве он почти не видел ее, им всегда занимались няньки и воспитатели. Потом он учился в элитной закрытой школе, потом были колледж и университет.

Отец, холодный и замкнутый, хоть и находился все время в Хантли, не считал нужным тратить время на сына. Мать иногда появлялась в детской между приемами, вечеринками, гостями и танцами, чмокала его в щеку, журила за проказы, дарила ему шоколадки или игрушки, которые по ее просьбе покупала горничная, и упархивала в свой веселый мир. Мать Джорджу всегда была ближе. Он тоже мечтал, когда вырастет, жить так же легко и весело. Он никогда не осуждал мать, полностью ее понимал. Он слышал о ее романах. Иногда ему удавалось подслушать разговоры прислуги или перешептывания гостей, а один раз он слышал, как отец с матерью ругались в кабинете, отец выговаривал ей за ее недопустимое поведение, которое бросает тень на род Хантли, но она обозвала его какими-то злыми, гадкими словами и ушла из кабинета, хлопнув дверью.

Джордж ее не осуждал. Он уже был достаточно взрослым, чтобы понять, насколько разные люди его родители, единственное, что его удивляло, как вышло так, что они поженились. И решил, что сам он подойдет более ответственно к устройству собственного брака. Если, конечно, вообще когда-нибудь женится. Продолжение достойного рода не казалось ему таким уж важным делом.