Священник безмятежно всем улыбнулся.

– Теорию, гораздо более простую. Бог. – Он сказал это так, словно сомневаться в этом мог только глупец.

Исидор Катценберг подумал, что и Галилей, наверное, так же спокойно пытался убедить инквизиторов в том, что Земля круглая. Со временем роли переменились. Теперь представитель церкви, как подрывающий устои первопроходец, выдвигает совершенно революционную теорию, которая настолько опережает эпоху, что не может быть понята современниками-мракобесами.

– Бог, – повторил он. – Бог – в основе всего. Кстати, все больше и больше ученых считают «гипотезу Бога» столь же обоснованной, как все эти якобы научные теории.

– Какая свежая идея! – иронически сказал дарвинист.

Не обратив внимания на кощунственную реплику, отец Матиас достал из внутреннего кармана пиджака Библию и начал читать вслух отрывки, которые казались ему особенно подходящими для понимания происхождения человека.

– «В начале Бог создал небо и землю… Бог создал животных. И увидел, что это хорошо… Бог сказал: создадим человека по нашему образу и подобию и пусть он властвует над рыбами морскими, птицами небесными, гадами земными… Бог сделал человека из пыли земной. Он вдохнул жизнь в его ноздри, и человек ожил».

– Да, красивая легенда… Но это всего лишь легенда, – добавил ламаркист.

– Бог сказал…

Раздался звуковой сигнал. Вспыхнули табло: «Погасите сигареты. Пристегните ремни». Баритон в динамиках попросил пассажиров занять свои места, самолет входил в зону турбулентности.

Священник все еще стоял у кресел Лукреции и Исидора. К нему подошла стюардесса и сухо попросила соблюдать правила. Она подтолкнула отца Матиаса к его месту и сама застегнула ремни безопасности.

Обиженный такой бесцеремонностью, отец Матиас с оскорбленным видом откинулся на спинку кресла, а самолет неожиданно провалился в стометровую воздушную яму. Пластиковые стаканчики на столиках опрокидывались. Упрямцы, которые, несмотря на предупреждение, продолжали стоять в очереди у туалета, пытались ухватиться за какие-нибудь ручки, не найдя их, валились на пол и катились по нему, набивая синяки. Некоторые стюардессы оказались на коленях пассажиров.

– Такое впечатление, что Бог не любит, когда о нем говорят, – весело шепнул Исидор. – «Не поминай всуе имя Господа твоего» – это ведь один из ваших принципов, отец? – сказал он священнику, сидевшему через проход.

Но отец Матиас закрыл глаза и погрузился в молитву, а ламаркист с дарвинистом, только что отвергавшие религию, казалось, были готовы последовать его примеру.

– На этот раз при обсуждении вопроса «Откуда мы?» спокойствие возмущено не обезьяной, – заметила Лукреция.

– А может быть, это обезьяний бог над нами подшучивает? – с иронией ответил Исидор Катценберг, оттягивая ремень, впившийся в его круглый живот.

Глядя в иллюминатор, журналист увидел, что небо совсем потемнело. Воздушные ямы следовали одна за другой, самолет крутило, словно носовой платок в барабане стиральной машины. Люди вскрикивали. По проходу катились бутылки. То здесь, то там открывались багажные отделения, вываливая содержимое на головы испуганных пассажиров.

Самолет ритмично опускался и поднимался. Ламаркист не смог удержать внутри себя курицу и пюре. Он едва успел нашарить в находившейся перед ним сетке бумажный пакет, которыми авиакомпания обеспечивала чувствительных пассажиров.

Дарвинист схватился со стоявшим в проходе человеком, который хотел занять его кресло. Двое мужчин, один сидящий, другой склонившийся над ним, тянули друг друга за воротники и молча боролись в самолете, то и дело проваливавшемся в воздушные ямы. Естественный отбор должен был определить сильнейшего, который и займет сиденье.

Священник продолжал молиться. Словно в ответ на его молитву, в динамиках раздался голос:

– Просьба сохранять спокойствие. Просьба сохранять спокойствие. Оставайтесь на своих местах. Мы проходим зону турбулентности.

Но сам голос совсем не был спокоен. Лукреция услышала в нем нотки паники и вцепилась в руку Исидора Катценберга. Дети плакали, собаки, тайно пронесенные в салон, повыскакивали из сумок и прибавили сумятицы.

В салоне мигали лампочки. Сотрясающийся самолет бросало в воздушные ямы, словно шлюпку в бушующем море.

Впечатанный в кресло Исидор, которому жир служил подушкой безопасности, был единственным, кого забавляла эта репетиция конца света.

– Никогда не мог понять, как такая груда железа держится в воздухе, – спокойно сказал он своей соседке.

Но Лукреция была занята борьбой с неожиданно свалившейся на нее кислородной маской и не ответила. Самолет вдруг снова потерял высоту, лампы в салоне погасли.

– Я думаю, что мы в пике, – заметил Исидор, прижавшись лицом к иллюминатору. – Если в ближайшие минуты мы погибнем, я должен сказать, Лукреция, что с огромным удовольствием провел с вами начало расследования.

– Спасибо, я тоже, – отрывисто пробормотала журналистка. Ее пальцы так вцепились в подлокотники, что невозможно было представить, что она когда-нибудь их разожмет.

Буря закончилась так же неожиданно, как и началась. Исчезло ощущение падения. Прекратился шум. Снова зажегся свет.

– Дамы и господа, можете отстегнуть ремни безопасности, – дружелюбно объявил голос из динамика.

Раздались восклицания и аплодисменты пилотам, сумевшим вытащить всех из такой заварушки. Самые нетерпеливые снова устремились к туалетам, где тут же образовалась очередь. Лукреция оторвала пальцы от подлокотников.

Они действительно покинули зону турбулентности, в иллюминатор больше не было видно ни одного черного облачка. На юге нерешительно показалось солнце, засиявшее тысячами огней.

Священник, ламаркист и дарвинист неподвижно сидели в креслах. Они поверили, что едва не погибли, и не проявляли больше ни малейшего желания спорить о происхождении человека.

Стюардесса попросила пассажиров задернуть шторки, ее коллега раздавала наушники. У пассажиров был выбор между «Звездными войнами» и восстанавливающим сном.

Лукреция выбрала отдых и надвинула на глаза защитную маску. Исидор чувствовал, что не сможет заснуть. Слегка, чтобы не мешать тем, кто смотрит фильм, он отдернул занавеску и выглянул в иллюминатор.

«Бог…»

Решение проблемы – Бог? Был ли Бог гипотезой, которую можно рассматривать наравне с ламаркизмом и дарвинизмом? А почему бы и нет?

Внизу в просвете между облаками виднелись хитросплетения дорог.

Какими видит нас Бог? Наверное, копошащимися муравьями.

Исидор Катценберг думал, что тысячи людей летают на самолетах и не пользуются привилегией созерцать мир сверху. А ведь самолет давал возможность божественного видения.

Они ничего не видят на горизонте.