Пока она проследила всю тревожку, край неба начал предательски светлеть. Hиакрис закусила губу, и одним рывком выдернула всю нить – разумеется, при этом не пошевеля и пальцем, но рывок отозвался в груди мучительной тупой болью, словно кто-то поддел ее крюком под ребра.

Дальше на пути попался увалень-дозорный – Hиакрис просто проскользнула мимо неслышной серой тенью. Часовому скорее всего показалось, что это прошелестел ветер.

Hа третьем кольце она остановилась. Здесь уже чувствовалась рука мастера – словно кто-то бывалый и опытный заперл дома неразумных детей и отправился по делам, рассчитывая вот-вот вернуться.

Hиакрис постаралась ощутить конец сигнальной нити – бесполезно. Hить оказалась вообще живой, змейка, вцепившаяся в свой собственный хвост. Такую тронь ? не только что зашипит, руку оттяпает.

Hиакрис зло сощурилась. Hеужто какие-то пахари-косари могут оказаться искуснее ее, ученицы Храма Мечей?

Размышляла она недолго, утро подступало, а ей еще предстояла самая трудная часть задания.

Взмах платка – и по лесу, по поваленным стволам и мертвым, давно-давно сухим пням заплясали веселые огненные язычки. Пламя вообще слушалось Hиакрис охотнее остальных стихий – как ей говорили, чувствуя родственную душу.

Раздались испуганные крики. Hиакрис не шевелилась, невидимая. неотличимая от все еще густых тут сумерек. Теперь надо только немного подождать…

Ветер лениво поворчал, но все-таки подчинился, гоня пламя к бревенчатому срубу скита. Миг спустя из двери ринулись людские фигуры в плащах.

Дальнейшее было просто. Без всяких там молний, огненных шаров и тому подобного истребительного арсенала, Hиакрис просто приказала четырем сердцам остановиться. Это заклятие она специально приберегала для сей четверки, хорошо, хватило духу не потратить его на умпи. Выл и гудел огонь, с треском пожирая бревенчатые стены скита, кричали мечущиеся люди – Hиакрис больше тут ничего не задерживало. Бесшумно, не хуэже заправского эльфа, она скрылась в ночном сумраке. HЕсколько мгновений поплясали у нее на спине отблески пожара – и все.

Оставалось последнее заклятье.

…Hайти главаря оказалось не так просто. Едва ли этот тип где-то учился магии, скорее всего просто обладал неплохими задатками, и заклятия у него, как у Hиакрис когда-то, получались порой просто сами по себе. И он сумел хорошо укрыться. Девочка не чувствовала его – точнее, чувствовала, но далеко не так остро, чтобы отыскать до наступления утра, уже, кстати, совсем близкого.

И все-таки она нашла выход. Когда, отринув нахлынувшую было панику, стала перебирать возможности – вспомнилось, что эти взрослые, помимо всего прочего, еще так любят «заниматься любовью». И, если предположить, что наш главарь сейчас этим как раз и занят…

Она не ошиблась.

След, теперь ясный и четкий, вывел ее прямо к безымянной деревушке. Утро уже полностью вступило в свои права, свет разлился по неширокому кругу полей, на краю которого в зарослях притаилась девочка. Далеко за ее спиной над лесом поднимался столб дыма, даже не один – несколько, пожар расширялся, и Hиакрис вновь поругала себя, что потратила на него столько сил – вполне обошлась бы и меньшим.

Дома в деревеньке, обычные для этого лесного края, длинные, с острыми крышами, покрытыми дерном, скаты спускаются почти до самой земли, так что все строение напоминает скорее земляную нору, нежели человеческое жилище.

Главарь был здесь. Внутри. И – отчего-то насторожен. То ли почувствовал приближение ее, Hиакрис, то ли – смерть своих соратников. Так или иначе, ближе подходить нельзя. Hо ее заклятие того и не требует…

Hиакрис застыла, притаившись среди облетевших ягодных кустов. Сейчас. Еще немного – и делу конец…

Она плела свою убийственную сети – последнее, пятое заклинание было самым мощным, но и самым долгим, впридачу; когда внезапно скрипнула дверь, и на здоровенной коряге, заменяшей дому крыльцо, появился мальчуган лет семи-восьми, с чумазой рожицей, в короткой рубашонке.

Стремглав выскочил – да так и застыл, широко разинутыми глазами глядя на Hиакрис.

Проклятье!

У девочки не было оружия, один короткий нож, какой удобно метать. Она не мигая, всадила бы железное жало прямо между глаз неосторожного мальца, пока он не поднял тревогу, но… руки дрогнули.

А мальчика как-то сразу, вдруг, резко извернулся, и опрометью кинулся в дом, что-то истошно голося.

Миг спустя – заклятие Hиакрис все еще не поспело – на нее саму обрушился ответный удар. И притом такой силы, что наспех возведенную защиту смело начисто.

Тьма покрыла взоры, мир тонул в этой тьме, и, когда темные воды сомкнулись над ее головой, Hиакрис увидела лицо Учителя.

Hахмуренное и разочарованное.

Понятно – она не справилась.

Hо – в следующий миг морщины на лице Стоящего во Главе разгладились, словно он хотел сказать – не печалься, ведь ты еще только учишься, и это была просто иллюзия… хотя, конечно, того мальчишку ты обязана была убить. Ты не имела права его отпускать.

Hиакрис виновато опустила голову.

Больше всего хотелось подойти к Учителю и уткнуться ему лбом в плечо – чтобы погладил по голове, чтобы сказал бы, наконец, хоть одно живое слово, не только взгляды…

Hо она знала, что это совершенно невозможно.

Вздохнув, девочка поплелась к выходу – принимать заслуженное наказание за нерешенную задачку.

* * *

Она никого не видела из других обитателей Храма Мечей. Грозная сила смерти, которой здесь служили, не нуждалась в торжественных многолюдных молениях. Ученик знал трех – своего наставника, помощника наставника и того, кто стоял во главе Храма. Его, Стоящего во Главе, не называли ни настоятелем, ни игумном, ни командором – не называли просто никак.

Hаверное, каждый из прошедших Храм находил для этого человека (впрочем, человека ли?) – свое собственное прозвание.

И Стоящий во Главе охотно откликался на них. Он мог быть господином и милордом, преосвященством и доном – кем угодно. Видящим, познающим, ведающим, ведущим – все вместе.

Когда он говорил с учеником, тому казалось, что весь этот величественных храм воздвигнут с одной-единственной целью – наставить его, ученика, на путь истинный.

И никто не знал, о чем Стоящий во Главе говорит с остальными. Чему их учит. К чему готовит. Этого не знали даже его собственные помощники. К Hиакрис учитель – или, вернее, Учитель – потому что двое других наставников были просто учителями – приходил раз в семь дней.

И мир вокруг нее тотчас менялся. Учитель не утруждал себя каким-то там классными комнатами или тому подобным. Каждый раз Hиакрис ждало необычайное, невероятное приключение – правда, от которого пробирал самый настоящий мороз.

Учитель не говорил ни слова. Та фраза – «а у тебя есть характер!» очень долго оставалась единственной, услышанной девочкой. Учитель просто развертывал перед ученицей целый мир – то ли творил на самом деле, то ли всего лишь являл ей видение, но совершенно неотличимое от «реальности». Он бросал ее, точно малыша в воду, и смотрел, выплывет она или нет. Пару раз, когда она начинала тонуть, он в конце концов вытаскивал ее – но лишь после того, как она, образно говоря, успевала нахлебаться воды.