– Нэн уйти от няни; Нэн плибежать к Энни.

Энни поцеловала девочку и взяла ее на руки.

– Не плячь, – повторяла малышка, с удивлением глядя на крупные слезы, которые катились по щекам Энни. – Не плячь, Нэн любить тебя.

– Дорогая моя! – горестно всхлипнула Энни. Но тотчас же опомнившись, начала смеяться и шутить:

– Садись-ка на свою лошадку, Нэн.

И посадив девочку на плечо, Энни побежала с ней по дорожке. Малышка хохотала и хлопала в ладоши. Вдруг она перестала смеяться и испуганно спросила:

– Кто это?

Энни остановилась – перед ней на дороге стояла старая цыганка.

– Иди плочь, гадкая! – закричала Нэн, неистово махая ручонками.

Цыганка поклонилась и заговорила, глядя на Нэнси жадными глазами:

– Ишь, какая куколка! А башмачки-то! И ажурные чулочки! И на платьице настоящие кружева, точно, настоящие.

– Поди плочь, гадкая, – повторила малышка. – Беги, Энни, хоп, хоп!

– Сейчас, Нэн, погоди. Зачем вы здесь, Рэйчел?

– Чтобы посмотреть на вас, моя красавица. Вы дали мне денег в ту ночь, помните? Ах, какая славная была ночь. Маленькие леди ничего худого не делали, старая Рэйчел это знает.

– Не воображайте, что я вас боюсь! – воскликнула Энни. – У меня больше нет для вас денег. Подите и расскажите все, если хотите. Для меня это решительно все равно.

– Ого, моя красавица, вы думаете, что я пойду на вас жаловаться? На вас и на остальных маленьких леди? Да ни за что на свете. Значит, вы не знаете Рэйчел, если думаете, что она может поступить так низко.

– Тогда уходи.

– Уходи плочь, – повторила Нэн вслед за Энни.

Цыганка постояла с минуту, потом повернулась и перелезла через изгородь.

– Ишь ты! Леди говорит, что не боится Рэйчел, – закричала она вслед Энни. – Как же, не боится! А куколку-то она очень любит: а на той настоящие кружева. Берегитесь, мисс Энни. Лучше вам не сердить старую цыганку, не то она сумеет отомстить так, как вам и не снилось.

Сьюзи Драммонд благополучно вернулась в «Лавандовый дом», никто вроде бы не заметил ее отсутствия. Она, конечно, опоздала на вечернюю подготовку и получила резкое замечание от француженки, но этим все и кончилось. Девочка успела шепнуть Филлис и Норе, что утром корзинку заберут, и подруги спокойно пошли спать. Сьюзи, понятно, спала как убитая. Вечером, перед сном, она сообщила Энни о своем успешном походе, но Энни отнеслась к этому совершенно равнодушно.

– Мне бы хотелось, – сказала она со странной улыбкой, – чтобы корзинка была обнаружена. Конечно, я не выдам вас, можете не волноваться; но мое положение нынче таково, что для меня было бы лучше, если бы миссис Виллис знала всю правду.

После таких нелепых заявлений Сьюзи не нашла нужным продолжать разговор.

Хотя Мозес Мур дал старой Бетти слово встать с рассветом и пойти к «Лавандовому дому» за корзинкой, он был ленив и необязателен, положиться на него было нельзя. Он заранее предвкушал, как будет лакомиться вишнями, и, выторговав кварту за труды, надеялся еще малую толику украдкой положить в карманы. Мозес не прочь был бы втихомолку похозяйничать в вишневом саду, но провести старую Бетти, эту хитрую лису, мальчишкам не удавалось. Ее кровать стояла как раз у окна, возле которого росли вишни. Можно было подумать, что Бетти не смыкала глаз, потому что как бы рано ни бродил какой-нибудь мальчишка возле садовой стены, он всегда мог видеть в окне ее ночной чепчик.

Поэтому Мозес, не имея возможности украсть вишни, решил их заработать. Он лег спать с твердым намерением встать как можно раньше – часа в четыре утра. Получилось все, однако, совсем иначе – мальчик проснулся, когда часы на церковной башне пробили пять раз. Он вскочил, протер кулаками глаза, поспешно оделся и отправился за корзинкой.

Мозес шел, весело насвистывая и подбрасывая вверх свою измятую шапку. Он нередко останавливался – чтобы вырезать прут из живой изгороди или чтобы поискать в кустах гнездо. Было уже около шести, когда он подошел к «Лавандовому дому». Мозес перелез через забор и побежал по влажной от росы траве прямо к лавровым кустам: их расположение Бетти хорошо объяснила, а он старательно запомнил. Он подполз к кустам, нащупал корзинку и уже потянул ее к себе, как вдруг раздалось яростное ворчание и собачьи зубы вцепились в его ветхую куртку. Бедный Мозес к своему ужасу оказался во власти огромного пса. Ровер держал его мертвой хваткой, для верности поставив на мальчика лапу, чтобы тот не вырвался.

На крик прибежал садовник и освободил Мозеса. Мальчишка отделался легким испугом – на нем не было ни царапины, умный Ровер только порвал клыками его куртку.

– Отд-дайте мне к-корзинку и от-тпустите меня!

– Ты можешь идти, маленький бродяга, а вот корзинку-то я тебе не отдам. В ней, видно, что-то есть. Кто это ее сюда принес?

– Б-б-бетти, – признался, заикаясь, Мозес.

– Вот пусть она ее и заберет. Миссис Виллис пока ее уберет, а тебе советую скорей убираться.

Мозес не замедлил последовать доброму совету. Получил он вишни или нет – история умалчивает.

Садовник открыл корзинку и, рассмотрев ее содержимое, покачал головой:

– Ну, будет музыка, когда узнает миссис Виллис!

Садовнику было жаль маленьких проказниц, но, ставя долг превыше всего, он со вздохом отправился к директрисе.

На следующий день Энни проснулась с чувством безразличия и душевной усталости, столь несвойственных юности. Она видела солнечные лучи, проникавшие сквозь плотные шторы, слышала щебетание птиц, знала, как выглядит в это время мир, – прежде она частенько вставала до прихода служанки и, забравшись на подоконник, на этот мир любовалась. Рождающийся день с его мягким, неярким светом, пробуждающаяся жизнь – словом, чарующая сила природы всегда сильно влияла на впечатлительную душу девочки, и ее юная душа в немой молитве славила Бога.

Теперь же она, проснувшись, лежала с тягостным сознанием того, что начался еще один длинный день без любви и ласки, отравленный недоверием и подозрениями. Для впечатлительной души Энни такое состояние было равносильно медленному умиранию.

После звонка пришла служанка и подняла шторы. Энни встала и, одевшись, по обыкновению встала на колени. Но слова молитвы не шли ей на ум. Она собиралась уже подняться, но в эту минуту ей припомнились слова Писания: «Приидите ко мне все нуждающиеся и обремененные, и я успокою вас».

– О Сьюзи, – обратилась она к подруге. – Как бы я хотела, чтобы миссис Виллис узнала о нашей глупой прогулке на «волшебное поле». Может быть, тогда Господь Бог успокоил бы меня.

Сьюзи тупо посмотрела на нее и вспыхнула: