До поселка доехали, не торопясь, — часа за два, лишь разок остановившись по пути, чтобы напиться воды из того самого родника, от которого и начинался дальний ручей, протекавший в пяти километрах от лагеря. Так вдоль ручья и покатили. Казавшаяся ровным столом степь на поверку оказалась сущей стиральной доской. Как говорится: ехать — не пешком идти, но сейчас утоливший жажду Маляренко с удовольствием бы прогулялся на своих двоих. Трясло немилосердно, но ехать быстрее Иван, сменивший за рулем Колю, не хотел — трава росла густая, и, что там, под ней — не было видно совершенно. Подъехав к тропинке, ведущей к входу в поселок, он посигналил и заглушил мотор.

Раздавшийся из-за плетня многоголосый женский визг был явно громче смолкшего движка.

Вымытый, обласканный и снова вымытый, распаренный и одетый во все чистое, Иван развалился за праздничным столом на мягком кресле. Ощущения он испытывал просто сказочные. Вечерело, солнце скрылось за деревьями, но было еще довольно светло. Прохладный свежий ветерок приятно холодил тело. Рядом, намекая на грядущую бурную ночь, прижималась горячим бедром Алина, то и дело подкладывая Ивану лучшие, по ее мнению, кусочки. Напротив, с видом довольного котяры, расположился Коля. Есть он уже не мог. На ушко ему что то шептала Оля, отчего вождь млел и глупо улыбался, поглаживая любимую по коленке.

Вокруг раздавались смех, шутки и дружеские подначки. Возвращение мужчин снова сплотило всех — праздник удался! Женщины принарядились, подкрасились и даже попытались соорудить некие подобия укладок на голове. Юра приготовил фирменные ребрышки. Для полного счастья не хватало лишь самой малости. Мысленно махнув на все рукой, Маляренко, чувствуя себя неимоверно крутым, шевельнул бровью.

— Принеси там…

Коля ахнул. Звонарев уважительно цокнул языком, а Алина послушно встала и отправилась в палатку за бутылкой.

Выпили все, даже неважно себя чувствующая Алла чуток пригубила. Поделенный на тринадцать человек литр водки исчез мгновенно. Ваня, не торопясь, смакуя каждую каплю, употребил свою долю и специально не закусил, наслаждаясь уже подзабывшимися ощущениями. Алька, напротив, задорно подмигнув мужу, хлопнула стопку одним глотком и быстро закусила, макая зеленые перышки дикого степного лука в солонку. Народ зашумел громче, у многих с непривычки покраснели лица. Смех уже не стихал ни на минуту.

— Кхе-кхе! — Слегка угомонив народ, Звонарев вынул из кармана ключи и протянул их Николаю: — Ну что ж, пора хвастаться добычей.

Все загалдели, дружно высыпали из-за стола и гурьбой направились к стоящему за плетнем «уазику». Сначала с крыши сняли мангал. Юрка, который увидел его еще днем и успел, забравшись на машину, как следует его изучить, чуть не прыгал от радости. Хобби, которым он «болел» еще в прошлой жизни, возвращало ему хоть какую-то основу, за которую можно было зацепиться, — быть вечным разнорабочим ему не улыбалось.

Николай с видом фокусника, достающего из цилиндра кроликов, демонстрировал публике добычу. Женщины, в отличие от прораба, довольно спокойно отреагировали на лопату и прочие железяки. А вот эмалированные кружки, ложки и пара вилок из нержавейки пошли на ура. Когда же вождь предъявил им большущий двадцатилитровый чугунный казан с крышкой, восторгу женщин не было предела. Готовить на такую ораву в двух маленьких походных котелках задрало всех. Пустые бутылки из-под водки, собранные Иваном, отдали для оплетки Алле — она здорово умела плести. Начало темнеть. В приподнятом, праздничном настроении народ двинул на посиделки к костру.

Когда первая буря, устроенная Алиной, стихла, Иван прислушался — народ вдалеке шумно что-то праздновал.

— Что там? — Обнимающая своего мужчину Алина тяжело дышала, приходя в себя.

— Да котел, наверное, увидали, — Маляренко упал на траву и, улыбаясь первым звездам, показавшимся среди качающихся темных крон, поинтересовался: — Солнце мое, какие планы на эту ночь?

«Солнце» потянулась, словно кошка, и стянула с себя маечку.

— Огромные.

Наутро едва переставляющий ноги Иван получил неслабую выволочку от Звонарева. Деликатно не заметив прошмыгнувшую в палатку Алину, он тормознул Ваню и отвел его к столовой. Там уже сидели хмурый Николай и Димка, который больше всего смахивал на нашкодившего щенка. Вождь молчал, согласно кивая Звонареву, который чрезвычайно изобретательно и выразительно донес до сознания двух «самоходов», кто они есть такие, и что он лично, и вождь в особенности, с ними сделают, если хоть еще раз… Воспитательная работа затянулась, и Маляренко это надоело. Он прищурился и, хлопнув по столу так, как это делал покойный дядя Паша, остановил прораба.

— За заботу спасибо. Что переживал за нас — ценю. За то, что ночь не спал, разыскивая нас, — прости, — Иван поднялся и, как и в их первую встречу, навис над бригадиром. — Ты, Серый, вон — молодежь воспитывай. Я своим умом проживу. Ясно?

Звонарев вспомнил, с кем имеет дело, опешил и уже негромко пробормотал извинения.

Вождь ухмыльнулся:

— Съел, Геннадьич? Бери молодого — пусть за двоих отрабатывает. С Иваном я сам поговорю.

Димка обреченно поглядел на начальника и понуро поплелся за вновь разоравшимся Звонаревым. Подождав, пока они отойдут, Николай расхохотался.

— Ну ты зверь! Прям как студент в колхозе. Каждую ночь — в полях, — вождь снова ухмыльнулся. — Я вам угол в коммуналке выделил. Пойдем — покажу. И Алину позови.

Так чета Маляренко обзавелась жильем.

Как разместить в четырех углах дома пять пар да трех одиночек, Николай не знал, а потому поступил совсем просто — лучший угол, подальше от двери и поближе к печке и к окну, он оставил для себя. Место попроще досталось Звонаревым, а угол у второго окна — Маляренко. Четвертый угол, возле двери, достался Диме со Светланой. Да и то — только потому, что Светка была лучшей и единственной подругой жены вождя. Как едко заметила Ольга, в поселке махровым цветом расцвело кумовство.

Получив «ордера на вселение», женщины дружно начали наводить в необжитом доме чистоту и порядок. На пол были постелены грубо сплетенные травяные циновки, а сенные матрацы отгородили невысокими ширмами из плетенки и тряпок. Получалась эдакая иллюзия уединения.

Первую ночь в новом доме Ваня запомнил надолго — сначала все жильцы долго сидели вечером у костра, не решаясь пойти спать, хотя остальные жители поселка уже расползлись по палаткам и шалашам. Потом, когда уже совершенно стемнело, отчего-то сильно смущаясь, всей гурьбой потопали по местам. За почти три месяца жизни на свежем воздухе Иван привык к постоянному шуму ветра, шелесту листьев и скрипу цикад. Здесь же все это природное великолепие заменял храп вождя, приглушенные стоны Светы и шумно пускаемые газы из угла Звонаревых. Для полноты картины не хватало капающей из крана воды и жестяного тиканья будильника. Прошел час, потом второй. Сна не было ни в одном глазу.

— Ваня, — шепот Алины был едва слышен. — Ты тоже не спишь?