Мы сидим на полу, потому что в квартире практически отсутствует мебель, и парень продолжает игнорировать меня. Виктор болтает с ним, смеется вместе с ним, ласкает его, а я просто сижу и молчу. По привычке я не прикоснулась к питью, которое он мне предложил. Они уходят в спальню, и я остаюсь в одиночестве на пару минут, прежде чем Виктор возвращается.

— Почему бы тебе не спуститься в машину? — спрашивает он. — Я приду к тебе через пару минут.

Я киваю, потому что больше мне ничего не остается, заглядываю ему за плечо и вижу, что хозяин квартиры сидит на краю кровати, уронив лицо в ладони.

К тому моменту, когда я уже начинаю чувствовать себя жертвой розыгрыша, Виктор появляется из подъезда с выбитой дверью, взбирается на крышу машины и хлопает по ней ладонью, приглашая меня присоединиться.

— Что происходит? — спрашиваю я его, усевшись рядом.

— А ты подожди, — отзывается он.

Я слежу за его взглядом и замечаю на козырьке, отделяющем последние пять этажей от остальных двадцати пяти, человеческую фигуру.

— Это он?

Виктор удерживает меня, чтобы я не вскочила на ноги, и прижимает палец к губам.

— Не спугни его!

Я вижу, как человек наверху разводит руки в стороны, и в тот миг, когда он прыгает, я мучаюсь вопросом, на кого он пытается сейчас походить — на хищную птицу или на реактивный истребитель? Он летит до земли ужасно долго и в то же время стремительно быстро. Я никогда прежде не слышала звука, похожего на тот, с которым он ударился о землю.

— Блин!

— Давай, нам пора сваливать! — говорит Виктор и забирается в автомобиль.

В течение нескольких секунд я не могу заставить себя сдвинуться с места, я хочу пойти и посмотреть на тело (по крайней мере, так мне кажется), но люди уже высовываются, пытаясь понять, что это был за жуткий звук, и я понимаю, что это опасное желание. Я завожу двигатель, и Виктор говорит:

— Тебе есть куда ехать? А то мне некуда. Пристроишь меня?

Я ничего не отвечаю ему, просто трогаю с места.

То, что мы затеяли, нельзя назвать соревнованием в полном смысле этого слова, но что-то от соревнования в этом есть. Хотя никто из нас в этом не признается, я догадываюсь, что нам нравится делиться с кем-нибудь нашими тайнами.

Я жила в одном из самых маленьких трейлеров в трейлерном парке; колеса с него были сняты и заменены бетонными блоками, которые, как предполагалось, предохраняли днище трейлера от приносящей с собой ржавчину влаги. Все стены трейлера покрывали оскорбительные граффити, но нам было к этому не привыкать — ненависть всегда шла за нами по пятам. Я почувствовала испуг Виктора, когда затащила его на пустошь, которую мы занимаем в течение нескольких последних месяцев, но это была, как я понимаю, естественная реакция. Пройдет несколько недель, и он привыкнет.

Он зарабатывал на своих жертвах недурные деньги — перед тем, как они умирали, разумеется, — и он разделил эти деньги со мной в обмен на разрешение жить у меня.

Время от времени мы натыкались друг на друга, и тогда делились нашими историями, словно семейная пара, которая вечером обменивается впечатлениями о прошедшем рабочем дне. Наши рассказы представляли собой смесь хвастовства и исповеди.

Виктор рассказал мне об Оливио, латиноамериканце лет сорока с лишним, который вышиб себе мозги из охотничьего ружья, и о Нико, ди-джее с дефектом речи, который лег на железнодорожное полотно перед выездом из тоннеля на окраине города. В обмен на это я рассказала ему про парня, которого подобрала в металлическом клубе; он не мог отвести глаз от моих ног, обтянутых, как всегда, полосатыми гольфами выше колен, и как он корчился, словно в оргазме, когда я вонзила иглу в его спину и ввела ему 10 кубов специального препарата, который я приготовила за день до этого. Я рассказала ему о секретном шалаше в лесу неподалеку, который служил мне лабораторией, но он так и не дошел дотуда.

Как-то ночью мы лежали рядом на раскладной кровати. Виктор был явно в плохом настроении, хотя и не мог объяснить его причину. Я завела несколько новых друзей той ночью, и уже приняла решение, что испытаю на паре из них смертельную дозу одного из моих новых препаратов, причем одновременно, чтобы это было максимально похоже на испытания в полевых условиях.

— Ты меня слушаешь? — спросила я. — Это будет что-то вроде LD50.

— Вроде чего?

— Летальная доза 50. Это тест, который обычно проводят на животных. Им вводят постоянно повышающиеся дозы вещества и смотрят, от какой дозы умрет пятьдесят процентов подопытных.

— Что ты собираешься на них испробовать?

— Еще не знаю. Что-нибудь для перорального употребления, но на этот раз я хочу, чтобы они выпили яд по собственному желанию. Может быть, смесь гербицидов.

— Ту самую, зеленую?

Я кивнула и протянула ему сигарету.

— Можно задать вопрос?

— Если хочешь, — ответил он, затянувшись.

— Что ты им говоришь?

— Это зависит…

— От чего?

— От жертвы. От меня. От ситуации. Обычно я импровизирую.

— Но все же что ты им говоришь?

— То, что следует. Обычно не так уж сложно вычислить, какие слова нужны в каждом случае.

— А мне? Мне бы ты что сказал?

— А это секрет, — сказал Виктор и в первый раз за вечер улыбнулся.

— У тебя всегда получается?

Он слегка поджал губы и ответил не сразу.

— В большинстве случаев. Отдельные люди упираются сильнее, чем другие. Но в конце я обычно и с ними справляюсь.

— Обычно?

И снова он ответил не сразу.

— Есть тут один, я уже давно с ним вожусь. С того самого времени, как я сюда приехал. Он… ну, на него почему-то ничего не действует.

— А кто он?

— Обычный парень. Звать Роллинс. Он художник и пользуется определенным успехом в андеграунде. Он пишет картины и сооружает скульптуры из мусора. Я постоянно пытаюсь объяснить ему, как он бездарен, но ему, похоже, на это наплевать. Он обычно зовет меня к себе в гости, как только закончит очередное произведение, словно я — бутылка шампанского или что-то в этом роде. Я всегда тут же поливаю грязью его новый шедевр, но он лишь улыбается в ответ. Столько трудов, столько пота, а тут какой-то проститут приходит и говорит ему, что все это — полное дерьмо. А он в ответ улыбается — и все тут.

— Так ты у него сегодня вечером был? Да? Виктор кивнул и в последний раз затянулся сигаретой.

Перед тем как окончательно покинуть квартиру через пожарную дверь (потому что в коридоре были люди), я окончательно убедилась в том, что кровь свернулась в его венах. Я уже знала по предыдущей ночи, что ему нравится жесткий секс, но в ту ночь ему хотелось еще пожестче, чем всегда. Он прокусил мне кожу на плече, поэтому я не чувствую себя ни капельки виноватой за то, что в ответ одним ударом свернула ему челюсть. Я не собиралась убивать его так быстро, но он испугал меня и сделал мне больно, поэтому я тут же опрыскала препаратом его лицо и грудь.