— Пока что на них, — уточнил Скопа.

— Пока что, — согласился Тимур непривычномирно. — Но еще долго они будут основным составом. Пока сами не перейдут встаз взрослых. Но и тогда не станут большинством, так как семья, работа,командировки, заботы по обустройству детей, племянников… А у детишек всегдабольше времени. Как у нынешних, так и тех, кто придет потом. Но уже сейчас надосоздавать благоприятные условия для взрослых.

Скопа спросил безнадежно:

— Как? Пространство баймы едино для всех.

Тимур развел руками:

— Еще не придумал. Давайте поломаем головы вместе. Воншеф стоит, ни хрена не делает, его запряжем. У него тоже голова есть, значит,ее можно как-то включить. Мы с тобой и шеф — уже два с половиной человека,все-таки больше, чем двое… Может быть, начинать плясать от доктрины закрытыхдомов? Сейчас вы позволяете заходить в свою квартиру избранным друзьям,одному-двум даже дозволяете двигать мебель. У всех разные степени допуска… Аесли такое же применить к целым городским районам? Затем — к городам?.. А еслинас наберется много? Целые регионы можем объявить «зоной для взрослых»!

— Так не годится, обидятся.

Роман прислушался, вставил и свои пять копеек:

— Да и не определить возраст! Можно только покосвенному признаку: ведет себя прилично — взрослый, а если нет — мальчишка.Вообще мальчишек отличить довольно просто.

— Хорошо воспитанных, — возразил Тимурживо, — трудно.

— Ну, — протянул Скопа, — хорошо воспитаннымпуть не заказан. Мы же не будем ходить голыми и предаваться скотоложеству…

Гулько фыркнул:

— А почему нет? Отстаешь от жизни. Голыми уже начинаютходить и у нас, а скотоложество узаконено в Голландии, Франции, Швеции… скоро идо нас докатится. Мальчишки это уже знают… в отличие от тебя. И относятсядовольно равнодушно к такому времяпрепровождению. К счастью, у них здоровыйвкус — предпочитают трахать одноклассниц. Шеф, о чем думаешь? Что-нибудьстратегическое?

Я сказал вяло:

— Да, конечно.

— А можно полюбопытствовать?

— Ладно, любопытствуй, — разрешил я.

Он спросил сердито:

— Мелочами занимаемся мы, серая масса. А начальствоизволит подумывать, как увеличить приток инвестиций? Или завлечь большеигроков?

— Верно, — ответил я безучастно и снова посмотрелв окно.

— И какие идеи, если не секрет?

Я буркнул:

— Ну, к примеру, самые большие деньги, простоагромадные, загребет та фирма, которая первой догадается привлечь в игрукатегорию граждан, которые просто должны играть… так как им вообще делать нехрена!

Гулько спросил с недоумением:

— О ком ты?

— Подумай, — ответил я злорадно. — Что это явсегда самый умный? Мне на Олимпе совсем одиноко…

Гулько подумал, спросил нерешительно:

— Инвалиды?

— Тепло-тепло, — сказал я поощрительно, но, таккак Гулько и Тимур со Скопой ничего больше не смогли выжать, сжалился: —Эх вы… программисты! Я говорю о пенсионерах. Во всех развитых странах ихчетверть населения! Представляешь, каждый четвертый ни хрена не делает. Это жесамое то для нас! Беда в том, что пенсионеры в молодости компов не видели, атеперь боятся непонятного инета, которого все еще называют интернетом, даже спрописной — Интернетом! Вот если пенсионеров охватить… эх! Их только в Россиидвадцать пять миллионов. Но ни один не играет, хотя это наши потенциальныеигроки…

Гулько насупился, буркнул:

— На пенсию наших пенсионеров не поиграешь.

— Но могут западные, — сказал Тимур, моментальноподхватив мою идею, — у них пенсии высокие, а время девать некуда. Имнужно только всобачить как-то нашу игру, старики все недоверчивые, а потом ихза уши не оттянешь.

Гулько возразил:

— Нет, для стариков нужно создать сперва условия вбайме. Их вряд ли заинтересует спинномозговушка. Им что-то вроде клубазнакомств, чтобы собраться и попи… поговорить о вконец опустившейся молодежи, обесстыднице Ане Межелайтис, что вышла на сцену без платья, к тому же забыланадеть трусы, о восьмой жене Авделая Иванова…

Внизу, с улицы, свернули и въехали во двор два черных«мерседеса» с темными стеклами. Из них быстро вышли крепкие поджарые парни и,разойдясь в стороны, встали спинами к середине. Все в добротных темныхкостюмах, в одинаковых солнцезащитных очках, осовремененный варианттонтон-макутов. Третья машина подъехала к самому подъезду. Один из парнеймоментально очутился около правой дверцы и распахнул, прикрывая выходящегоширокой спиной.

За моей спиной появились Тимур и Роман, прилипли к окну. Измашины вылез солидный мужчина лет пятидесяти, вид хозяйский, в светлой рубашкес легкомысленным рисунком, в светлых брюках и в мокасинах. Нимало не опасаясь,что подстрелят с крыши или из окон, он с интересом осмотрел двор и наше здание.Телохранители взбежали по ступенькам и распахнули дверь.

Затем он поднялся на крыльцо и пропал из виду. Тимур спросилблагоговейным шепотом:

— Это кто?

— По слухам, денежный мешок, — ответил я.

Он скривился:

— Ой…

— Что случилось? — спросил я.

— Володя, — сказал он тихо, — только непродавайся.

— Дешево?

— Ну да. Мы ж не голодаем?

— Почти.

— А худеть полезно…

Дверь распахнулась, первым заглянул телохранитель, тут жеисчез, в коридоре послышались ровные шаги. Через порог шагнул тот, кого Леонидназывал слонярой. Мы встретились взглядами, я ощутил, как по телу пробежалозноб. На меня смотрел сильный и беспощадный человек, умеющий ломать любыепреграды с силой слона и целеустремленностью ящера. Мне он показался больше похожимна капитана команды футболистов, чем на бизнесмена.

— Владимир Черновол? — спросил он. — Я —Герман Корневицкий. Герман Юрьевич. Мне о вас говорил ваш старый школьныйприятель. Думаю, обо мне тоже сказал.

Я указал на дверь моего кабинета:

— Проходите, а то здесь слишком шумно.

Он кивнул, оглянулся, только сейчас я заметил, как черезпорог переступил и скромно остановился низенький толстенький человечек вбольших очках и с толстой папкой в руках.

— Мой помощник, — сказал Корневицкий небрежно, —он в курсе всех моих дел. Его жена и дети у меня в заложниках… га-га-га!.. такчто не заложит.

Я кивнул, признавая право олигарха ходить с оруженосцем илипажом, а может, и с личным виночерпием, как любил прогуливаться всемогущийЗевс.