Нет, изменилось… Этот эшелон на фронт не попадет. Часовые на тормозных площадках с губными гармошками в оттопыренных карманах – уже покойники.

Особенно не везло эшелонам с нефтепродуктами, в которых остро нуждалась фашистская армия. Их перевозили из Плоешти (Румыния) большей частью в двадцатипятитонных цистернах. Подпольщики их любили за экономичность. На весь длинный состав требовалась всего-навсего одна «магнитка». Стоило ей взорваться, как бушующее пламя охватывало весь эшелон.

Мины были замедленного действия. Эшелоны взрывались нескоро. Поэтому неуловимых диверсантов гитлеровцы искали – разумеется, безуспешно – далеко от Здолбунова.

Остроумный способ устраивать крушения придумал старейший железнодорожник, опытный тормозной кондуктор Яков Тыщук, сражавшийся на бронепоезде за Ровно еще в годы гражданской войны.

Этот способ мог родиться только в голове человека, знающего порядки на железной дороге как свои пять пальцев. Тыщук как раз и был таким человеком. В один прекрасный вечер состав, который он обслуживал, остановился на несколько минут в Славуте. Тыщук вышел на перрон размять ноги. Степенный, благообразный, со свистком на шее, он спокойно прошел вдоль стоявшего на параллельном пути воинского эшелона и незаметно снял оградительный сигнал с хвостового вагона. Потом так же размеренно вернулся к себе. Через несколько минут разразилась катастрофа: прибывший на станцию новый поезд на полном ходу врезался в воинский эшелон. Вопреки известной поговорке стрелочник виноват не был; он не мог видеть оградительного огня, означающего, что путь уже занят. Впоследствии этот прием несколько раз и с неизменным успехом повторяли и другие подпольщики.

Диверсии, одна смелее другой, следовали теперь непрестанно.

Леонтий Клименко с несколькими товарищами вывел из строя поворотный круг, что вынудило часть паровозов ходить только задним ходом и, следовательно, снизить скорость движения. Потом он же подорвал эшелон с живой силой на выходной стрелке станции. Авраамий Иванов сжег состав с авиационным бензином.

Но самым громким делом здолбуновцев и присланных им в помощь разведчиков из отряда стал взрыв 12 августа 1943 года…

Битва на Курской дуге была в разгаре, когда в отряд пришел из Москвы приказ – во что бы то ни стало, любой ценой уничтожить имеющий исключительное значение Прозоровский мост – единственный двухколейный железнодорожный мост через реку Горинь между Шепетовкой и Здолбуновом. Мост этот усиленно охранялся, и по очень серьезной причине – его уничтожение или даже недолгий вывод из строя прервало бы снабжение гитлеровской действующей армии в самое напряженное для вермахта время.

Командование отряда и само уже нацеливалось на мост, но каждый раз откладывало диверсию из-за ее чрезвычайной сложности. Но теперь поступил прямой приказ Центра, который, естественно, следовало выполнить без отлагательства.

А вот как?.. Основная трудность заключалась в очень сильной охране моста – ее несла целая рота солдат. Со стороны обоих въездов угрожающе уставились в небо стволы зенитных орудий. Разведчики нащупали там же несколько тщательно замаскированных батарей минометов и до двух десятков пулеметных гнезд. С наступлением темноты и до самого рассвета над мостом и его окрестностями каждые несколько минут взлетали в небо осветительные ракеты и опускались на парашютиках, заливая землю ослепительно-белым, мертвенным светом. Дежурные пулеметчики то и дело на всякий случай выпускали в разные стороны длинные очереди веером.

Иначе говоря, о том, чтобы подойти к мосту со стороны въездов, не могло быть и речи. Аналогичные меры предосторожности не позволяли подобраться к нему и по воде. Нужно было искать какое-то принципиально иное решение.

После долгого обсуждения с участием как разведчиков, так и специалистов подрывного дела, командование пришло к выводу, что мост можно уничтожить, только сбросив на него мину непосредственно с поезда, для чего требовался снаряд большой разрушительной силы, весом в сорок-пятьдесят килограммов. Изготовить такую мощную мину специалистам большого труда не составляло, но как доставить ее на мост? Гражданским лицам проезд на всех поездах через мост категорически запрещался без специальных пропусков.

Решить задачу удалось с помощью здолбуновских подпольщиков. В составе подполья действовали несколько поляков, в том числе Ежи, или, как его чаще называли, Жорж Жукотинский, и его родственники по линии жены Владек и Ванда Пилипчуки. Однажды Николай Гнидюк, будучи в Здолбунове, зашел к Пилипчукам. К своему удивлению, рядом с Вандой за накрытым столом Гнидюк увидел представительного мужчину лет сорока пяти в… черном гестаповском мундире. Отступать было некуда, и Гнидюк, изобразив самую приятную улыбку, на какую только был способен, представился, в полном соответствии со своими документами, Яном Багинским, коммерсантом и двоюродным братом панны Ванды.

Гость Пилипчуков, в свою очередь, отрекомендовался как Генек Ясневский, сотрудник специального отдела гестапо по наблюдению за охраной железнодорожных объектов.

После ухода гестаповца Ванда рассказала Гнидюку, что Ясневский случайно познакомился с нею на улице, влюбился, уговаривает выйти замуж, обещая взамен все земные блага и даже «синеву с неба». Она же видеть его не может без отвращения, но вынуждена водить за нос, так как Ясневский выручает ее от мобилизации в Германию.

Как и положено, Гнидюк сообщил о новом перспективном знакомстве командованию и получил указание извлечь из пана Генека максимальную пользу, играя на его влюбленности в Ванду и жадности к деньгам. И Генек Ясневский попался в расставленные ему сети. После соответствующей умелой подготовки он поклялся на коленях перед иконой «матки бозки», что никогда не изменит панне Ванде и… «Речи Посполитой», поскольку принимал Гнидюка за представителя польского эмигрантского правительства в Лондоне.

От Генека Ясневского с этого дня стала поступать в отряд информация о планах гестапо, датах намечаемых облав, расположении секретных постов, имена и адреса секретных агентов и осведомителей. А потом, когда Ясневскому, как говорится, некуда уже было деваться, от него потребовали оказать содействие во взрыве моста.

Вначале гестаповец перепугался, но, когда с ним заговорили строже, согласился. Подумав, он сказал, что один из его осведомителей, проводник Михаль Ходаковский, из фольксдойче, горький пьяница, готовый за бутылку водки на что угодно, пожалуй, сможет взяться за это дело.

Утром следующего дня Ясневский сообщил, что Ходаковский за две тысячи рейхсмарок (что равнялось двадцати тысячам оккупационных) готов при переезде через мост сбросить мину с тамбура своего вагона. Командование приняло этот план и выдало в качестве задатка десять тысяч оккупационных марок. Однако указало, чтобы за Ясновским и Ходаковским следили: не ведут ли они двойной игры. Ничего подозрительного установлено не было. Однако «честный и бескорыстный» патриот Ясневский (как и следовало ожидать) выдал Ходаковскому лишь половину полученных им денег. Вторую половину он попросту присвоил.

По плану перенести взрывчатку из тайника в доме Шмерог на квартиру Жоржа Жукотинского должна была Ванда Пилипчук.