— Значит, мы начали совместную жизнь со лжи, — заметила Синтия.

— Мне очень жаль.

Но это ничего не меняло. Синтии было трудно простить обман самых дорогих ей людей, которых она любила, — отца и мужа.

— Неужели вы считали меня такой слабой и наивной, если решили утаить от меня жестокую правду? — с болью спросила она.

Рамон отвел глаза.

— Это была сделка, и я не имел права нарушить ее.

— Значит, теперь ты решился нарушить обет, чтобы оправдаться передо мной, — заключила Синтия.

Им удалось отлично все законспирировать. Синтия грустно улыбнулась своим мыслям. Каждое слово отцовского завещания было тщательно выверено. «Все, чем я владел, переходит к моей дочери». И никаких уточнений. Да, Рамон продумал мельчайшие детали.

Надо же, как ловко меня подловили! — поразилась Синтия. Она встала.

— Если это все, то я пошла.

— Куда?

— Домой, за своим чемоданом. — Чтобы на этот раз уже окончательно уйти от тебя, мысленно продолжила Синтия. — Мы все сказали друг другу, мне нечего добавить.

— Вот здесь ты ошибаешься, — мрачно возразил Рамон. — Мы даже не затронули главного… И если ты думаешь, что я буду пассивно наблюдать, как ты уходишь, то ты сильно ошибаешься, Синтия.

— В прошлый раз, помнится, тебя подобная позиция устроила.

Рамон вздохнул.

— Снова мы вынуждены вернуться к Саймону.

Черт бы побрал этого Саймона, устало подумала Синтия.

Он поселился вместе с ними буквально через неделю после их свадьбы. Саймон изображал любящего брата, но втайне во всем завидовал Рамону — его уму, богатству, красавице жене. Саймон, которому выпала незавидная роль бедного родственника, часто сетовал, что выбрал себе не тех родителей — разумеется, когда Рамон не мог его слышать. Он страстно хотел тоже быть Милвордом, но, к сожалению, был только Тейтом.

— Между прочим, он во всем раскаялся, если тебе это интересно.

— Раскаялся?! — Синтия презрительно хмыкнула.

— Ему очень стыдно, — заверил Рамон.

В Синтии снова всколыхнулась злость. Если бы могла, она с удовольствием осадила бы себя, прекрасно понимая, что сегодня с нее достаточно эмоций. Синтия с трудом справлялась с грузом проблем, навалившихся на нее в один день. Это было выше ее сил.

— Этот человек оскорбил мои дружеские чувства, мое гостеприимство, мою семью, меня лично, наконец, — сказала Синтия, чеканя каждое слово. — Я надеюсь, что чувство вины будет жечь его до конца дней.

— Так и будет, — заверил Рамон.

— Неужели ты надеешься вызвать во мне жалость?

— Жалость всегда предпочтительнее обиды, дорогая. Мне следовало быть умнее. — Рамон тяжело вздохнул. — Теперь ты видишь, что обида сотворила с нами.

— Мне кажется, я ненавижу тебя, — выдохнула Синтия и отвернулась.

— Так тебе кажется, или в самом деле ненавидишь?

— Иди к черту! — огрызнулась Синтия и пошла к выходу, дрожа всем телом и от волнения сильнее прихрамывая.

Спускаясь по лестнице, Синтия невольно снова залюбовалась чудесным интерьером холла.

— Он уехал в Амстердам, — услышала Синтия за спиной голос Рамона. — Я тогда подумал, что ты уехала вместе с ним, и бросился в погоню. Я хотел убить его, — признался Рамон. — После чего собирался устроить хорошую взбучку тебе. Но все вышло иначе. Саймон прятался от меня, прекрасно зная, что я обязательно достану его. — Он грустно вздохнул. — Но на самом деле я поехал за тобой, а тебя с ним не оказалось, и, вместо того чтобы убить его, я разрыдался как ребенок… Ну что, тебе стало легче от моего признания? — многозначительно спросил он. — В результате в Саймоне проклюнулось хоть что-то человеческое — он разрыдался вместе со мной и признался в своих кознях.

Синтия попыталась припомнить, при каких обстоятельствах слышала об Амстердаме. Ах да, помнится, Рэй Джонстон говорил, что год назад встретил там Рамона.

— Значит, ты был в Амстердаме, когда я попала в аварию.

— Да, я пробыл там больше двух месяцев. — Голос Рамона звучал теперь совсем близко. Все это время я разыскивал Саймона. И тут же понял, как я ошибся, ожидая увидеть тебя с ним. Когда же я вернулся в Балтимор, тебя уже и след простыл. Я жил как в аду, проклиная твой внезапный отъезд и постоянно ожидая, что ты хоть позвонишь мне, чтобы сообщить, что с тобой все в порядке. Если только это можно назвать жизнью. — Рамон тяжело вздохнул. — Потом неожиданно позвонил Лэнс Торп и сообщил, что прочел о тебе в газете. С тех пор моя жизнь снова обрела смысл.

— А что с Саймоном?

— Он все еще боится вернуться, не зная, как искупить свою вину. Иногда я слышу о нем от разных людей, но, похоже, он все еще не пришел к согласию с собой.

— Надо полагать, ты уже простил его, — язвительно проронила Синтия.

— Только после того, как смог простить себя.

— Не прикасайся ко мне!

Она содрогнулась, почувствовав, что Рамон подошел к ней почти вплотную. Синтия знала: если он коснется ее, она быстро утратит связь с реальностью.

— Не беспокойся, не буду, — заверил Рамон, прекрасно зная, какой может быть ее реакция. — Просто я хочу, чтобы в один прекрасный день ты простила Саймона, даже если не сможешь простить меня.

Рамон хотел добавить, что умение прощать поможет Синтии окончательно избавиться от недуга, но не стал.

Как все это странно, отрешенно подумала Синтия. Она уже почти простила Рамона, хотя до сих пор не осознавала этого. А Саймон? Она теперь жалела его, но простить… Он здорово напугал ее, когда швырнул на свою постель, и к тому же наговорил о ней немало гадостей Рамону, чтобы спасти свою шкуру. Его ложь поломала брак Синтии и подорвала доверие к самому дорогому ей человеку.

— Он подсунул мне копии документов о твоей сделке с отцом, желая выставить тебя в черном свете, — сказала Синтия.

— Я знаю.

Рамон не пытался ни выгородить, ни оправдать брата.

Синтия почувствовала тупую боль в голове, которая разрасталась, лишая ее способности соображать. Она с трудом держалась на ногах.

— По-моему, ты устала, — обеспокоенно заметил Рамон. — Давай я отвезу тебя домой.

Домой, мысленно повторила Синтия. Она пошла к двери, стараясь не хромать. Рамон шел на шаг сзади. Синтия оценила, что он держит слово.

Более того, когда они подъехали к дому, головная боль стала настолько нестерпимой, что Синтия с трудом сумела подняться по ступеням. Но Рамон даже не попытался помочь ей, словно для него было делом чести не прикасаться к Синтии без ее на то согласия.

Рамон эскортировал Синтию до спальни и вышел оттуда лишь после того, как она приняла две таблетки, которые дал ему Роберт Грэм.