Скандал в госпитале разразился спустя три часа после исчезновения Нади. Специально выделенный санитар зашёл за ребёнком, чтобы отнести его Вере на очередное кормление, и обнаружил пустую кроватку-колыбельку.

Дежурный военврач, выяснив, что произошло, срочно послал за Вернером Штефнером, который в это время уже находился дома. Тот немедленно вернулся обратно и в свою очередь первым делом оповестил коменданта.

Почти одновременно с этим хватились Надю. Когда выяснилось, что дом её заперт и там никого нет, всё стало ясно.

Уже глубокой ночью поднялся дикий переполох.

Врачи и санитары окружили бабу Лушу, затравленно поглядывающую вокруг. Взбешённый Штефнер, остро чувствующий свою вину перед комендантом, орал на весь коридор:

— В последний раз спрашиваю тебя, отвечай, куда она дела ребёнка, подлая тварь!

Баба Луша не понимала ни слова из этого немецкого крика, но, догадываясь, о чём речь, повторяла только одно:

— Я ничего не знаю, говорю, ничего не знаю!

Внезапно толпа раздвинулась.

Появился бледный взъерошенный Генрих Штольц в сопровождении свиты из нескольких солдат и неизменно аккуратного, гладко причёсанного, как будто и не ложившегося вовсе спать Петера. Из-за спины высокого адъютанта высовывался озабоченный Клаус.

При виде Штольца главврач с извиняющейся гримасой на лице беспомощно развёл руками.

— Я в отчаянии, герр комендант. Похоже, что на самом деле никто ничего не видел и не знает! Эта чёртова баба всё провернула сама.

— Я ничего не знаю, я не понимаю, что вы хотите! — снова затараторила баба Луша, увидев перед собой высокое начальство. — Я не знаю, не понимаю, ей-богу!..

Генрих ничего не ответил врачу, гневно блеснул глазами и, повернувшись к Петеру, кивнул на бабу Лушу.

— Вытряси из этой старухи всё, что можешь! — коротко приказал он.

Ни на кого больше не глядя, развернулся и пошёл в противоположный конец коридора.

Петер Бруннер, ухмыляясь, приблизился к испуганно уставившейся на него пожилой женщине.

— Ты не понимаешь по-немецки, старая карга? — ласково произнес он. — Ничего, ты сейчас быстро научишься… Герр оберартц, — обратился он к Штефнеру, — где бы мы могли уединиться с вашей подчинённой? Нам необходимо поговорить с ней по душам.

— Вы можете занять мой кабинет, — сухо ответил Штефнер. — Пойдёмте, я вас провожу.

Петер Бруннер ему активно не нравился, но ещё больше его возмущала эта мерзавка Надя Антонова. Вот чем она отплатила ему за то, что он так ревностно пёкся о её чести, не позволил своим врачам и санитарам пустить её по рукам! Из-за этой дряни теперь столько проблем! Ничего, он её поймает! И она ему ответит за всё!..

Вера, внутренне сжавшись, неотрывно смотрела на вошедшего в палату Генриха. Как она ни готовила себя к его приходу, но сейчас его белое с горящими глазами лицо всё равно её ужаснуло.

— Где ребёнок? — коротко спросил он.

Вера сделала усилие, взяла себя в руки.

— Я не знаю! — с напором начала она. — Это я должна спросить, где мой ребёнок! Я хочу знать, что…

Она не договорила. Генрих с размаху залепил ей звонкую пощёчину.

Вера вскрикнула от боли и неожиданности, на глазах выступили слёзы.

— Я спрашиваю тебя, дрянь, куда вы дели ребёнка? — гневно выкрикнул Генрих. — Что вы с ним сделали?

— Я не знаю, о чём ты говоришь! — отчаянно закричала в ответ Вера. — Верни мне его!.. — Она зарыдала.

— Дрянь! — повторил Генрих.

Он ударил её снова. Потом ещё и ещё раз.

Он не верил ей больше.

Спустя некоторое время Генрих Штольц вышел из палаты, в бешенстве хлопнув дверью. Он так ничего и не добился от упрямой женщины. Ловко они с её подругой его обдурили, ничего не скажешь!..

А он-то уже губы раскатал, дурачок!.. Слюни распустил, планы строил… Русский язык стал учить…

Генрих шагал мимо вытянутых вдоль коридора коек с ранеными и размышлял. А может, и вправду она ничего не знает… Вон как рыдает, как убивается…

Может, эта бездетная сучка обманула не только его, но и свою лучшую подругу?..

С неё станется, эти непредсказуемые русские бабы способны на всё…

Он решительно направился к кабинету Штефнера. Двое стоявших у входа солдат почтительно вытянулись. Генрих без стука широко распахнул дверь. На полу, в луже крови, в беспамятстве валялась баба Луша.

— Она в самом деле ничего не знает, герр комендант! — часто дыша, доложил Петер Бруннер.

— Позвоните в штаб! — распорядился Генрих. — Свяжитесь с Эрнстом Шонбергом. Опишите приметы этой женщины. Пусть они там всё поднимут на ноги! Найдите мне эту тварь во что бы то ни стало!..

Бруннер щёлкнул каблуками.

— Будет исполнено, герр комендант! А что делать с этой старухой?

Генрих бросил мимолётный взгляд на распластанную на полу бабу Лушу. Та, словно почувствовав это, зашевелилась, с трудом открыла один глаз, второй уже полностью заплыл, протяжно застонала.

Генрих отвернулся, раздражённо пожал плечами и, ничего не ответив адъютанту, пошёл прочь.

Ему было совершенно всё равно, что делать с этой русской бабой. Все они мазаны одним миром.

Никому из них нельзя доверять!

Петер Бруннер по-своему истолковал молчаливый уход коменданта. Вытер носовым платком окровавленную руку, достал расчёску, поправил свой безукоризненный — волосок к волоску — пробор и только потом повернул птичий профиль к стоящим в дверях солдатам.

— Расстрелять! — жёстко скомандовал он. — Прямо сейчас. Внизу во дворе.

Солдаты, выполняя приказ, бросились поднимать женщину.

Но встать баба Луша была уже не в состоянии. В конце концов, её волоком вытащили в коридор и поволокли вниз.

Проблуждав пару часов в тёмной лесной чаще, Надя окончательно выбилась из сил. Она с детства привыкла к лесу, но никогда не ходила по нему ночью. Сейчас лес пугал её своими подозрительными шорохами, непонятными тревожными звуками, блеском чьих-то внимательных, прячущихся в чаще глаз.

Весь этот план с похищением новорождённого ребёнка с каждой минутой казался ей всё более безумным и безнадёжным. Неужели они и впрямь погибнут здесь, ведь она понятия не имеет, куда бредёт. Ребёнок скоро захочет есть, а у неё ничего с собой нет кроме куска хлеба и бутылочки с молоком, которое Вера успела сцедить накануне. Этого хватит только на одно кормление, а что дальше?..

Но и возвращаться нельзя, их наверняка уже хватились, ищут. Надо всё-таки постараться уйти как можно глубже в лес…