Д: Эго?

А: Да. Капитулировать страшно. Итак, что мы видим? С одной стороны, неслучайность мистерии Христа, Его смерти и последующего Воскресения, с другой стороны, эта мистерия – как отражение глубинных процессов капитуляции и трансформации каждого из нас, как условие духовного роста[19]. Далее: «Ни одна йота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все». Что же должно исполниться? Только одно: наш выбор. Либо мы выбираем капитуляцию, как нам завещал Христос, либо мы выбираем закостенелость своего эго – третьего не дано. И весь этот мир – это такой крохотный сепаратор Господа Бога, который дает зернам определиться с тем, кто они: зерна или плевелы. Мы сами – так устроен этот мир и так устроены мы – определяемся с тем, зерна мы или плевелы – своим собственным актом свободной воли.

У: И получается, что этим выбором мы исполняем все?

А: Да. А когда мы с этим выбором определимся, то нужда и в небе, и в земле отпадет. Здесь они уже не так важны и ценны, как это было у древних, где поклонялись богу неба Урану и богине земли Гее. В одной фразе полностью переворачивается вся космологическая концепция. Поэтому Евангелие нужно читать очень вдумчиво. И не всякому слову сразу верить – особенно непосредственному его значению. Непосредственный смысл может быть прямо противоположен истинному, глубинному, сакральному.

Таким образом, закон, о котором говорит Иисус, можно было бы сформулировать следующим образом: каждое наше действие, каждый наш выбор в конечном итоге всегда приводит либо к сужению сознания, либо к его расширению. Третьего не дано. Расширение сознания означает стремление вверх, к духовному продвижению, постижению истины, сужение сознания – напротив – падение вниз, к жестоковыйности, к эговости и ко всему, что с этим связано: психическому окостенению, торжеству внутренней лжи. Закон – как цепь, звено в звено, которая все связывает и крепко держит, и ни одно звено не может быть порвано. Если человек не признает правду здесь, то там правда отказывается от него. Таковы последствия его собственного отказа от правды. И таким образом мы приходим к парадоксальному выводу: закон, о котором говорит Иисус в 18-м стихе оказывается тем, что индийские мудрецы назвали законом кармы. Это главный закон нашего мира – о какой бы части света ни шла речь: о Востоке или о Западе. Восемнадцатый стих Нагорной проповеди очень сближает Иисуса и с Гаутамой, и со всеми восточными мудрецами. Единственная разница, на которую я могу указать – эта разница проявляется не в словах Иисуса, а в последующем их восприятии Его учениками – заключается в следующем. Восток говорит о том, что эти небо и земля не прейдут до тех пор, пока все не закончится (и здесь Восток полностью согласен с Иисусом), а случится это тогда, когда человек определится со своим выбором окончательно, что весьма непросто сделать в течение одной жизни – возможно, ему потребуется прожить, даже сотни или тысячи жизней, чтобы сделать этот выбор. Запад, христианство, настаивает на том, что окончательное определение происходит сразу после единственно-прожитой жизни: «В чем Я найду вас, в том и буду судить».[20]

Д: Мне кажется, здесь нет противоречия.

А: Да, конечно, нет. Они не противоречат друг другу на уровне смысла, на уровне ви́дения, но на уровне идеологии противоречие весьма ощутимо.

У: И Ему была не чужда идея реинкарнации?

А: Не знаю. Не осмелюсь делать даже каких-либо предположений на этот счет. В мейнстриме христианского мироучения всегда (или почти всегда) преобладала точка зрения об однократности нашего посещения сей «юдоли слез». Хотя в канонических Евангелиях об этом ничего не сказано. Дело в том, что идея реинкарнации – по-гречески «метемпсихоз» – присутствовала в древнем мире в принципе. О переселении душ учили, например, пифагорейцы. В сущности, эта идея настолько более прогрессивна, чем идея единственного воплощения, что мне просто трудно вообразить, какие аргументы можно ей противопоставить.

Д: Ну, например, что народ в этой жизни перестанет работать над собой.

А: Да. Но эта мысль принадлежит сторонникам многократного воплощения.

Д: А сторонники однократного воплощения, христиане, не могут защитить свою позицию с помощью этого аргумента?

А: Могут, но этот аргумент защищает не объективность их позиции, а ее полезность. Сторонники реинкарнации в свою очередь приводят немало сильных аргументов, способных подвигнуть человека к духовному развитию и в этой, одной из многих, жизни. Довольно много этих аргументов можно найти в книге Франчески Фримантл «Сияющая пустота». Они рассыпаны в изобилии по многочисленным буддийским трактатам. В качестве примера можно привести такой: в следующей жизни условия для духовной практики могут быть намного хуже; мы можем открыть глаза и обнаружить, что родились в другой локе, например, собакой, и будем обречены на страдания в теле животного, будем терпеть муки, не имея ни понимания, ни возможности что-то с этим поделать. А вспомните свое советское детство… Вы хотите еще раз туда попасть?

Д: Нет, в свое детство я не хочу.

А: Согласитесь, что это нежелание – очень неплохой стимул. Пребывание в аду исчисляется миллионами и миллионами лет. И попасть туда не сахар – муки там терпят тяжелейшие. А какая разница – миллион лет или вечность?

Филипп Капло приводит очень интересную статистику. В одном индийском штате, где проживает приблизительно равное количество христиан, буддистов и мусульман, подсчитали количество преступников на 1000 человек. И оказалось, что самое большое количество преступлений совершено христианами, на втором месте – мусульмане, на последнем – с гигантским отрывом – буддисты. То есть буддийская нравственность в самом обычном житейском смысле – воздействия на простой обывательский ум оказывается гораздо более эффективной, чем нравственность христианская.

Д: А почему?

А: Потому что в буддизме закон кармы стоит на первом месте. Там человеку с младых ногтей вкладывается представление о том, что то, что ты сделал другому, ты сам и получишь через какое-то время – в том или ином виде.

Д: А в христианстве? Что посеешь – то и пожнешь.

А: Видимо, это «пожнешь» менее эффективно для простого, обыденного сознания.

Точка соприкосновения между христианством и буддизмом, которую мы ищем, находится в 18 стихе – в том месте, где «…доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не прейдет из закона». И то и другое не прейдет, пока не исполнится все. А вот что именно исполнится, раскрывает Иоанн Богослов. Ощущением полноты этой исполненности, видимо, была пропитана вся фигура Иисуса. Я не сомневаюсь, что Он это из себя излучал. Точно так же на Востоке говорят, что Будда был настолько совершенным учителем, что люди могли испытать просветление просто от самого факта его присутствия. Оно было настолько пронизано глубиной, что люди испытывали сильнейшее психофизическое воздействие, эманируемое его фигурой.