– Иди сюда, – не просит, нет. Приказывает. – Смотри мне в глаза.

Я не могу сопротивляться, хотя очень хочется. Но не могу, не выходит.

– Положи мне руку на сердце.

Снова подчиняюсь, а под ладонью бьётся сердце так часто, что даже пугаюсь.

– Чувствуешь? Оно колотится, как безумное, когда ты рядом. Я увидел тебя в раздевалке и переклинило. Понимаешь меня?

Я не могу ничего говорить, утратила всю волю и просто медленно погружаюсь в омут его чёрной радужки. Она засасывает меня, а сердце колотится всё громче, а я, кажется, слышу, как кровь шумит по венам. Моя или его? Или наша общая?

– И я хочу тебя. Не Свету, не Лену и не Марию Семёновну. Тебя. Вопрос закрыт?

– Да, – выдыхаю и обнимаю его за шею. Тянусь навстречу, словно умирающий за стаканом воды. Мне нужно его поцеловать, очень нужно.

Внутри растёт новое и необъяснимое чувство, название которому я не знаю, а глупое сердце клокочет в каждой клетке тела, и звук этот африканским барабаном в ушах.

– Пойдём в номер, – говорю, дурея от своей смелости, а губы мои замирают в миллиметре от его. Наше дыхание сливается в одно, и пахнет оно магнолиями.

Ксения.

Роман обхватывает моё лицо ладонями, впивается в губы так порывисто и жадно, что моя голова совершенно отказывается работать. Лицо горит под его прикосновениями, и я закрываю глаза, всю себя отдавая во власть ощущений. Даже когда Литвинов прерывает поцелуй, я не сразу понимаю, что вообще происходит.

– Пойдём, – говорит и хватает меня за запястье, утягивая за собой в неожиданно сгустившуюся тьму.

На юге ночь наступает стремительно, и я этому рада – так никто, даже случайно, не увидит, как предательски горят мои щёки. Да я всё горю, честное слово, хоть факелы поджигай.

Его ладонь широкая и тёплая, и моя рука тонет в ней, но от этого так спокойно и надёжно, что я больше нигде не хочу находиться – только здесь и сейчас. Только с ним. Завтра наступит новый день, но сегодня не существует ничего, кроме мужчины и женщины, которые хотят быть вместе.

Даже если на одну ночь.

Вдруг Рома останавливается, словно что-то вспомнив, и быстро оглядывается по сторонам.

– Я не дойду, точно тебе говорю, не дойду, – бормочет себе под нос, а глаза блестят в темноте, как у мартовского кота. – Мне срочно нужно тебя ещё раз поцеловать. Очень срочно.

Подталкивает в одно из многочисленных укромных мест на территории гостиничного двора, и я подчиняюсь, потому что и сама на таком пределе, что могу взорваться в любой момент.

Но Рома не торопится целовать. Он точно что-то задумал, а я чувствую азарт и жгучее желание сыграть в эту игру до победного.

– Повернись спиной, – тихо приказывает, и я следую за его словами, как бабочка за свечой. – Вот так… с ума сойти. Ты самое красивое, что я видел в этой жизни. Идеальная, вся идеальная, даже в этих чёртовых тряпках.

Возбуждение достигает наивысшей точки, и я прогибаюсь в пояснице, когда Рома кладёт руки мне на талию и слегка толкается бёдрами. Один раз, второй, и я ловлю его ритм, подстраиваясь. Словно репетируем то, к чему оба более чем готовы, но играть тоже интересно. Волнительно.

Мы одеты, но будто бы голые, и всё, о чём могу думать в этот момент – весьма внушительный мужской орган, который чувствую даже сквозь слои одежды. С каждым толчком он прижимается им всё теснее, рождая в моей груди хриплые вздохи.

В нашем тёмном укрытии аромат магнолий настолько яркий и обволакивающий, что почти осязаем. Кажется, можно протянуть руку и набрать его целую пригоршню. И увезти с собой домой, чтобы всегда-всегда иметь возможность вернуться в этот момент хотя бы в воспоминаниях.

Я совершенно не отдаю отчёта в своих действиях – просто позволяю себе это ночное безумие, совершенно не заботясь о последствиях. Когда Рома проникает рукой под мой плащ и обхватывает ладонью левую грудь, я тихо стону, прикусывая нижнюю губу. Главное, не кричать, а то услышат. Хотя… пусть слушают, если делать больше нечего.

– Давай, снежная королева, расслабься, – шепчет на ухо, прикусывая мочку, и слегка облизывает кожу напоследок. – Ты моя горячая снежная девочка.

И сжимает грудь сильнее, а я всем телом опираюсь на его грудь, чтобы прижаться теснее. Между нами слои одежды и куча сложностей, но я хочу этого мужчину так сильно, что совсем не могу этому сопротивляться.

Одна рука исследует мою грудь, а вторая обхватывает горло, чуть надавливая на какие-то точки, и это сводит с ума, подводя к краю.

– Хочешь меня? – властный голос совсем рядом и в то же время далеко. Он везде: в воздухе, в море, в моей крови. Он то, что лишает разума, и сумасшедшей мне, оказывается, очень нравится быть.

Вместо ответа киваю, потому что в горле бушует пожар, но Рома проводит кончиком языка по моему уху, прикусывает, слегка втягивает в рот мочку и почти рычит:

– Нет, Ксюша, скажи… я хочу, чтобы ты говорила, я хочу слышать твой голос, знать о твоих желаниях.

Он требовательный и властный, и это так сильно нравится мне.

– Я хочу тебя… – выдыхаю из последних сил, но Рома неуёмен в своей власти надо мной.

– А что именно ты хочешь? – провоцирует говорить о том, о чём в принципе говорить не умею, но разве ему возможно сопротивляться, когда он так близок и горяч?

– Хочу тебя… в себе.

Я впервые готова умолять мужчину взять меня, потому что кажется: если не почувствую его член внутри, просто умру. Меня элементарно разорвёт на части и никакой душ уже не поможет.

– Ты знаешь, что нас могут увидеть в любой момент? – спрашивает, но мне всё равно. Сейчас я не могу и не хочу думать о других. – Но, чёрт возьми, это заводит.

Я опираюсь руками на шероховатую стену и выгибаюсь в пояснице, сама не зная, что вытворяю. Как кошка, трусь о пах Литвинова, а он, кажется, только этого от меня и хочет. Он трахает меня, толкаясь бёдрами, доводит до сумасшествия, даже не раздевая. Когда его рука задирает моё платье вверх, а прохладные пальцы ложатся на участок обнажённой кожи над резинкой чулков, я слышу приглушённый мат и тихое шипение. О да, я знала, что надевать сегодня.

– Охренеть, – почти рычит, и что-то ещё добавляет, но я не могу разобрать слов из-за шумящей в ушах крови.

Его пальцы поднимаются выше, поддевают резинку белья и проникают туда, где бьётся моё желание. Сначала медленно и аккуратно, но с каждым движением всё сильнее, он надавливает на клитор, и это оказывается в миллион раз лучше любых фантазий. Даже близко не стояло.

Кожа на подушечках пальцев прохладная и шероховатая, и это делает ощущения ещё острее, ещё мучительнее. Не выдерживаю: подмахиваю бёдрами, чуть глубже насаживаясь на его пальцы.